Сарум. Роман об Англии - Эдвард Резерфорд

Начиная примерно с 500 года до Рождества Христова возникла удивительная культура, получившая у археологов название латенской, по имени швейцарской коммуны Ла-Тен, неподалеку от Невшателя. За несколько веков своего существования кельтские племена Северной Европы и Британии создали массу поразительных предметов, уникальных образцов доисторического искусства: изящные быстроходные колесницы и замысловатые золотые, серебряные и бронзовые украшения; глиняные сосуды с витым орнаментом и весьма реалистичные фигурки зверей и птиц; одеяния и накидки из ярких, богато изукрашенных тканей, роскошные чепраки и конские попоны. А еще кельты слагали длинные сложные поэмы на своем мелодичном языке, и древние сказители-барды прославляли подвиги героев и вещали о деяниях богов. Мир кельтов издревле был полон богов, волшебства, сказочных птиц и зверей, суеверий и предрассудков. Кельты верили, что бок о бок с миром людей существует таинственный потусторонний мир – мир сумерек и чудес, одновременно и похожий, и непохожий на привычный.

– Кельты безумны, – настаивали римляне. – Они пируют, как сенаторы, поют, рыдают и дерутся друг с другом – и все это ради удовольствия.

– Нет, кельты – поэты, – возражали торговцы. – Они хмелеют от поэзии.

– Кельты хмелеют от выпивки, – цинично отвечали римляне. – Особенно их мерзкие жрецы-друиды.

Как ни странно, все эти утверждения соответствовали истине. Римляне совершенно не понимали кельтов. Для римлян важнее все го было четкое государственное устройство, стройная и хорошо продуманная система организации всего на свете, поэтому они не могли разобраться в бесчисленном множестве вождей и владык, связанных между собой древними и запутанными узами родства, клятвами побратимов, брачными союзами и полумифическими обязательствами. Вдобавок для римлян оставались непостижимыми многочисленные кельтские божества, которые постоянно меняли обличье и подшучивали над людьми – и не ради собственного удовольствия (такое объяснение вполне устроило бы римлян), а просто так. Даже покровитель всех кельтских племен, великий бог Дагда, поступал, как ему вздумается.

– Мы приучим кельтов к порядку, – обещали римляне.

Увы, сделать это было нелегко.

Усмирить кельтов в Галлии вызвался Юлий Цезарь, быстро сообразив, как этого добиться. Он решил разрушить связи между вождями и их подданными, а вместо вождей назначить магистратов. «Тех, кто обладает значительной властью, придется либо подавить, либо подкупить и пообещать, что сыновья их получат образование на римский манер и станут гражданами империи. От такого еще никто не отказывался», – утверждал он.

В определенной степени подобная политика себя оправдала, однако некоторые племена оказывали упорное сопротивление. В частности, белги готовы были принять культуру, но не власть Рима, а потому бежали за море. С течением времени хитроумным и расчетливым римлянам все же удалось распространить блага цивилизации и среди населения покоренной Галлии, и на пока не завоеванном острове. Кельтские племена презирали завоевателей, но вожди кельтов регулярно получали от римских торговцев в Галлии огромные амфоры с вином, драгоценные камни и другие предметы роскоши. Кельтские правители стремились к большей власти и с завистью слушали рассказы о великолепных дворцах и виллах в столице империи. Хотя у кельтов не было своей письменности, многие вожди научились у торговцев не только разговорной латыни, но и письму.

– Да, островитяне будут сопротивляться, однако в конце концов смирятся, как и все варвары, – рассудительно заметил Клавдий.

Весной 44 года обитатели Сарума вот уже месяц ждали прихода римлян. Погода еще не устоялась: то в ясных небесах сияло солнце, заливая яркими лучами меловые хребты, то на долину наползали тяжелые серые тучи, валил снег или сыпал град. Сегодня погода выдалась ясной, влажный юго-восточный ветер гнал по синему небу барашки белых облаков.

Все жители пятиречья укрылись в крепости.

Спустя два тысячелетия с тех пор, как огромные сарсены приволокли из каменоломни к Стоунхенджу, ландшафт практически не изменился. Долину окружали густые леса – дуб и ясень, вяз и орешник. На севере тянулись к горизонту пустынные меловые хребты, а на склонах холмов колосились поля. И все же перемены были: в тени исполинских серых камней заброшенного святилища паслись отары овец, древние меловые могильники заросли травой, а на склонах, там, где вот уже четыре тысячи лет возделывали пшеницу, лен и ячмень, землю разбили на квадратные делянки, каждая размером в двести шагов, и четко пометили их границы – где межой, где земляным валом, а где живой изгородью.

Полностью изменилось лишь одно: поросший лесом холм на взго рье у самого входа в долину. Несколько веков назад лес на нем вырубили, а площадку на самой вершине, размером в тридцать акров, обнесли двумя земляными валами, между которыми вырыли глубокий ров. Некогда лесистый холм стал голым курганом с крутыми склонами. В первый, но далеко не в последний раз Сарумский холм превратили в крепость. Сейчас меловые склоны сверкали под лучами солнца, и крепость на холме была видна издалека. Жители Сарума называли ее кельтским словом «дун».

Поселение на холме служило и крепостью, и загоном для скота, и даже рынком. В последнее время его забросили, однако, когда Сарума достигли вести о высадке римлян на побережье, земляные валы поспешно укрепили меловой щебенкой, обмазали глиной и установили у входа тяжелые дубовые ворота, для надежности подперев их бревнами, чтобы выдержать удары тарана. За валами появились всевозможные постройки – и дома, покрытые соломенными крышами, и зерновые амбары, и загоны для скота. Посреди круглой площадки был колодец, у которого высился двадцатифутовый шест с резной головой Модрон, кельтской богини войны. Богиня, окруженная тремя во ронами, гневно глядела вдаль, устрашая возможных противников. Друиды уверяли, что она не позволит врагам захватить Сарум.

На высоком земляном валу стоял голубоглазый юноша и смотрел на юг.

– От Тарадока нет вестей, – пробормотал он. – По-моему, римляне уже близко.

Несколько дней назад он отправил рыбака в гавань и велел ему вернуться, как только римляне высадятся на побережье. Ходили слухи, что Второй легион получил приказ разрушить все укрепления на юго-западном берегу. Наверняка римляне уже добрались до устья реки и вот-вот войдут в долину Сарума. Но Тарадок почему-то не возвращался.

– И где его носит?! – пробурчал молодой человек, вглядываясь в даль.

Юноша был строен, с русой бородкой и длинными усами, на манер кельтских воинов; впрочем, четко очерченный нежный рот и тонкие черты лица лишали его мужественной суровости. Одет он был в льняную рубаху до колен, перехваченную на талии широким кожаным поясом, с которого свисал тяжелый железный меч; плечи покрывала ярко-синяя прямоугольная накидка-брет, сотканная из шерсти и скрепленная у горла крупной бронзовой брошью-фибулой; довершали наряд прочные кожаные башмаки. Вид у молодого человека был властный, но не очень уверенный, однако в обеспокоенных глазах светился ум.

В его наряде больше всего выделялась не яркая накидка и не замысловатая фибула, а золотой шейный обруч, концы которого завершались золотыми изображениями головы вепря. Подобные обручи, называемые также шейными гривнами, или торквесами, свидетельствовали о знатности рода и о положении воина в обществе. Судя по всему, голубоглазый юноша был местным вождем.