Скопин-Шуйский - Наталия Петрова

В Калугу по едва установившемуся зимнему пути ехал и молодой боярин Скопин-Шуйский. Он вместе с Федором Мстиславским и Борисом Татевым был назначен командовать «прибылым полком», который расположится под Калугой «у Еоргия на Пескех»[237]. Задачей полка было не дать Болотникову уйти в случае его прорыва из крепости.

Скопин ехал верхом по торной дороге, погода уже установилась по-зимнему ясная и морозная, настроение было бодрым: князь вспоминал празднование по случаю победы над мятежниками и получение боярского чина. Он с улыбкой оглядывался по сторонам, а заснеженный лес, по которому проходила дорога, рождал в воображении воеводы фантастические картины, — ему то мерещилась в опушенном снегом кусте фигура боярыни в душегрее и фате, то в поваленном дереве — подстерегающий проезжающих тать. Брови и ресницы Михаила покрылись инеем, даже зрачкам было больно на морозе, а в первой сотне, будто и не замечая вовсе холода, запели старую походную песню:

выводил сильный, высокий голос первого запевалы[238].

вторил ему густой и низкий голос второго.

Что и говорить, зима — не лето, в поход идти — не на печи лежать.

пели, покачиваясь в седлах, служилые люди, едучи по царскому повелению в Калугу.

Нельзя сказать, чтобы в зимнее время русскому войску не приходилось воевать, — приходилось, и довольно часто. Об этом говорит широкое применение в военном деле таких средств передвижения, как лыжи и сани: где кони проваливались в глубоком снегу, люди надевали лыжи и неслись, как заметил один из иностранцев, «с великою быстротою». На санях перевозили обычно разборный «гуляй-город», воинские припасы и оружие, в Сибири казаки зимою двигались на нартах.

Бежавших с Болотниковым было немало, по некоторым сведениям, около десяти тысяч «всяких людей огненного бою», то есть вооруженных огнестрельным оружием. Другая часть мятежников укрылась в Веневе и Туле. Болотников не случайно решил отступить в Калугу. Город был многолюдный, богатый, с большими запасами провианта, «в нем всегда шла большая торговля солью с землей Северской, Комарицкой волостью и другими соседними местами, откуда привозили мед, воск, лен, кожи и другие подобные товары, так что она хорошо была снабжена»[239].

В Калуге был деревянный острог, однако его стены вряд ли могли защитить от огня артиллерии, которой было так сильно царское войско. Поэтому Болотников приказал строить в городе дополнительные укрепления. О событиях в Калуге рассказывает очевидец — немец Конрад Буссов, имевший в тех краях поместье: «Болотников приказал вокруг города и острога, вдоль тына или частокола, который уже стоял там, вырыть с обеих сторон снаружи и изнутри большие рвы, а землю с обеих сторон перекидать на частокол, чтобы можно было использовать его как бруствер»[240]. Эти умелые действия опытного атамана вскоре принесут свои плоды.

Сражения под стенами Калуги шли очень упорные. Войско царя применяло «наряд большой и огненную артиллерию». Пушки беспрестанно стреляли по городу и крепости, однако земляным шанцам, укрепившим городской частокол, вреда почти не наносили. Более того, осажденные постоянно делали из города вылазки и «царя Васильевых ратных людей на вылосках побивали и ранили», порой по 40–50 человек за день. Прошел уже месяц, а конца осаде видно не было. Одних только сальных свечей воеводы нажгли 500 штук, да восковых на 20 алтын, три стопы бумаги «аглинские», чтоб писать царю грамоты с вестями, а уж чернил и вовсе извели ведро[241].

Однако царским ратникам сидеть всю зиму под стенами города не хотелось. Воевода Федор Мстиславский вспоминал рассказы своего отца, боярина Ивана Мстиславского, о том, как во время взятия Казани в 1552 году соорудили в русском войске башню на колесах высотой в шесть саженей — почти 15 метров. На башне установили артиллерию, посадили искусных стрелков и с высоты башни расстреливали казанские укрепления «аки с небес». А воевода Иван Мстиславский силами конницы поддерживал тех, кто устанавливал как можно ближе к крепостному валу туры — плетеные короба с землей, за которыми прятались стрелки и наряд. Такой вот «летучей сапой» удалось приблизиться к крепостным стенам. Перед самым штурмом, на рассвете, вырыли подкоп под стену крепости, заложили в него бочки с порохом и взорвали. В образовавшийся в стене пролом ворвались штурмующие отряды Михаила Воротынского и Алексея Басманова, а вслед за ними остальные войска и взяли крепость.

Наслушавшись рассказов о подвигах отцов, молодой, нетерпеливый в осаде Михайло Скопин предложил пойти на «приступные хитрости». Длинный тоннель, как под Казанью, зимой, конечно, было не вырыть, — да и искусного «розмысла» (инженера) в войске нет, башню строить долго. Вместо нее решили устроить «подмёт», какие успешно применяли еще в римской армии. Даточным людям из войска и крестьянам окрестных деревень велели валить деревья, распиливать их и свозить к крепости. Когда дров было свезено достаточно, из них построили «гору древяную», которую «поведоша к острогу и хотяху зажечь» под его стенами[242]. Чтобы придвигать гору, действовали всё той же «летучей сапой» — устанавливали туры, прятались за ними и постепенно двигали дрова к крепости. Опыт подобных операций в русском войске был немалый, дрова вместе с хворостом у городовых стен поджигали, чтобы облегчить приступ: «да как стены собьются и падут и дрова запалятся и сгорят, потом приступати елико возможно»[243].

Все шло, как и задумывали. К концу того же дня, в синеве рано сгущающихся зимних сумерек, гора, наконец, была придвинута к стенам деревянного острога, оставалось теперь дождаться ветра, который подует в сторону города, чтобы поджечь ее. Однако и Болотников не дремал; он внимательно наблюдал, как царевы ратники готовят «хитроумный подмёт». «Изобретательность, конечно, почетна во всех делах, — заметил философ, — но в военном она приносит великую славу»[244]. И Болотников придумал достойный ответ. Осажденные рассчитали место и подрыли подкоп под стеной, куда царские воеводы придвинули дровяную гору. В подкоп подложили порох и ночью взорвали.