Не смей меня желать - Анна Квин

– Но если его невеста погибла, почему он стремился убить девушек? Ну нелогично же. Да еще так с изыском. Нож и роза.

– А вот это ты спроси у его психиатра. Говорят, толковый мужик.

– Что будет с ним?

– С психиатром-то?

– Что будет с Георгием?

– Его будут судить, если доживет до суда-то, – флегматично отзывается Самбурский. – Возраст у него не молодой, а условия жизни в тюрьме не сахарные, вся хронь обостряется, он ранен. Жалко, Андрюха – стрелок херовый, с нескольких метров задел по касательной. Вот ты бы не промазал, – с тоской говорит Самбурский, а Марк кивает. Точно бы не промазал, там вообще непонятно, как можно промахнуться. Но Самбурский продолжает. – Добивать его, конечно, не стали. Ребята у меня молодые в охране, трепетные, а потом менты приехали, ты тут кровью истекал. Короче, не до этого. Но… Гриша, он, ведь уважаемых людей обидел, они не забудут.

– То есть уберут его все-таки?

– Осуждаешь?

– Да почему? – Марк пожимает плечами и тут же морщится. – Он не должен выйти на свободу никогда, иначе обязательно постарается закончить начатое.

– Вот и я о том, – крякнул Самбурский. – Вот и я.

Марк прикрывает глаза и слушает шаги Самбурского. У дверей тот замирает и говорит.

– Я отослал Нику в Париж на неделю. Почти силой. Она рвалась к тебе, я соврал про реанимацию и про то, что к тебе не пускают. Обещал держать в курсе и обещал, что ты не сдохнешь. Она поверила. Моя дочь до сих пор считает, что я – господь бог и способен решить, кому жить на этом свете, а кому умирать.

– Спасибо, – Марк сглатывает, но понимает, что благодарность искренняя. Он не хотел бы, чтобы Ника была с ним из жалости, или из-за чувства долга.

– За что? – удивляется Самбурский.

– За то, что уговорили уехать и за то, что не пустили ко мне.

– Я не знаю, что происходит между вами с Никой, но я не хочу видеть тебя рядом с ней. Прости за откровенность.

– Знакомые чувства, – слабо усмехается парень и снова смотрит на Валерия Ивановича. – А самое главное, такие близкие. Я тоже не хочу видеть вас рядом с матерью.

Самбурский, кажется, даже немного бледнеет.

– А что вы думали, это такая тайна и я полный дебил и не догадаюсь? Так что мы с вами в очень похожей ситуации. Только вот я не приближусь больше к Нике. Я действительно исчезну и не буду с ней встречаться, потому что так правильно. Потому что не могу дать ей ничего. Ей будет лучше. А вот вы сделаете так же?

– А я могу дать, – отвечает Самбурский. – И ко всему прочему, хочу.

– Деньги? – хмыкает Марк.

– И их тоже. Но они не главное.

– А почему же вы против меня, раз деньги не главное?

– Потому что Ника слишком много из-за тебя плачет. Ты когда-нибудь видел, чтобы твоя мать плакала из-за меня?

Вопрос риторический. Не видел. Она наоборот, будто светится изнутри. Самбурскому ответ не нужен, он разворачивается и направляется к выходу. К чертям все. Марк в любом случае, все решил. Безусловно, деньги не главное, если про них не нужно думать нон-стопом каждый день. Вряд ли Ника хочет именно этого.

– Валерий Иванович, – тихо зовет Марк, когда Самбурский практически закрывает дверь.

– Ну что?

– Ремонт.

– Что ремонт?

– Я не успел доделать матери ремонт и теперь не знаю, когда закончу. Пошлите, что ли Андрея с Колей, все равно ни на что другое не годятся. А так, может, хоть обои не крест-накрест наклеят и мебель на место поставят.

– Уже.

– Что уже?

– Уже с ремонтом все решил.

– Спасибо.

– Да не благодари, не для тебя ж. Она и сама способна сказать «спасибо».

Через два дня Самбурский звонит и предлагает работу в его фирме. Это выглядит, как попытка наладить отношения. Типа если моя дочь к тебе все же вернется, то пусть ей хотя бы будет, что жрать. Хороший оклад, несложные обязанности. Ответственность большая, но она скорее моральная. Марк отказывается. Он хочет просто поставить точку. Он не будет искать Нику, как и она его, когда вернется из своей Франции и, как следует, обдумает случившееся. Зависеть от кого-то сложно и Марк не хочет вступать на этот скользкий путь. Самбурский матерится, а на следующий день прямо перед выпиской в больницу заглядывает Андрей, который просто передает визитку. Сначала Марк хочет ее выкинуть, но потом, подумав, все же сует в карман, понимая, что не будет ее использовать.

Ника

Я прилетаю из Парижа ночью, врываюсь домой и, едва переодевшись, мчусь в больницу. У приемного покоя я уже в восемь утра, даже чуть раньше. Знаю, что в такое время в палату не пускают. Часы посещения начинаются позже, но готова заплатить, сколько угодно, лишь бы увидеть его.

Я не знаю, как у отца это получилось. Как он убедил меня в том, что я могу, даже более того, должна уехать, чтобы восстановиться. Я опомниться не успела, как оказалась в салоне самолета, еще не в силах переварить случившееся и летела в спа-отель, где мне должны были помочь прийти в себя. Почему ни отец, ни эти врачи, никто не понимал, чтобы прийти в себя мне нужно одно – Марк. Знать, что с ним все хорошо. Знать, что он жив и все еще хочет меня. Я ему написала тысячу смс, пыталась дозвониться, но так и не смогла.

– Ну, милая, – сказал папа по телефону. – В реанимации ты лежишь голый под простынкой, чтобы, при случае, было удобнее ехать в морг. Там не до телефонов и соцсетей. Переведут в обычную палату, и все будет хорошо.

Я ему верила, верила даже по дороге в больницу. Поэтому, когда в приемном покое перепроверяют списки больных несколько раз и говорят: «А он еще вчера выписался», – пол уходит у меня из-под ног.

Выписался – это, конечно, не умер, но блин! Почему мне врали?! Почему врал папа, почему не брал трубку Марк? Да что с ними такое?!

Я настолько зла, что гоню, как сумасшедшая. Я готова разнести все к чертям. Знаю, что папы дома нет, поэтому еду к нему в офис. Устраиваю безобразный скандал в приемной и врываюсь прямо посередине совещания. Такого я себе никогда не позволяла, но и он перешел все границы.

– Ника…. – удивляется он. – Я думал, ты спишь?

– Дай. Его. Адрес! – чеканю я, наплевав на десяток солидных мужиков, которые смотрят на меня ошалело.

– Я освобожусь через полчаса, мы выпьем кофе и поговорим. Хорошо? – папа пытается перевести разговор в цивилизованное русло и сделать вид, будто все идет по плану. Но я уже завелась, и остановить меня может только еще один Георгий с ножом. И то, не факт.

– Нет. Я не хочу говорить! Дай мне адрес или я разнесу тут все к чертям!

– Дам. Полчаса. Хорошо? Дай мне полчаса.

– У тебя была неделя! – выплевываю я, но послушно выхожу в приемную, где плюхаюсь на диван и закрываю лицо руками. На миг становится страшно, что Марк совсем от меня сбежал и найти его не выйдет, но потом я успокаиваю себя. Как бы он хорошо не прятался, после моей истерики папа мне найдет все, что угодно. Даже если найти нереально.