Клеопатра. Последняя царица Египта - Артур Вейгалл

В Белой Деревне Антоний с нетерпением ожидал приезда Клеопатры; и тем не менее он так стыдился своего поражения и был так несчастен при мысли об ее упреках в его неудаче, что в отчаянии обратился за ложным утешением к винной кружке и каждый день допивался до состояния невменяемости. Когда же Антоний не был в бесчувственном состоянии, то нервничал и не находил себе места. Он не мог выдержать скуку долгого обеда, вскакивал из-за стола и бежал к берегу моря, чтобы осмотреть горизонт: не покажутся ли паруса кораблей Клеопатры. И он, и его военачальники осунулись и выглядели неопрятно, его солдаты были одеты в лохмотья. В таком состоянии Клеопатра и увидела их, когда, наконец, ее флот вошел в залив, привезя с собой одежду, провизию и деньги.

Когда Клеопатра везла Антония назад в Александрию, чтобы тот восстановил свои силы после напряжения последних месяцев, мне кажется, она прямо заговорила с ним о его планах на будущее. По-видимому, Клеопатра указала Антонию на то, что попытки Рима завоевать Парфию закончатся неудачей и что попытка овладеть такой обширной страной с огромными ресурсами – просто пустая трата денег, людей и времени (однако Александр Великий завоевал великую иранскую империю Ахеменидов, а Селевк и Антиох III подтверждали [в той или иной степени] свою власть здесь. Последнюю попытку контролировать Иран предпринял царь Антиох III Сидет. Предварительно подчинив снова отпавшую от царства Селевкидов Иудею, он предпринял поход в Парфию, закончившийся его гибелью и разгромом сирийского войска. – Ред.). Такие войны истощают их денежные запасы и ничего не дают им взамен. Поэтому не будет ли лучше немедленно сконцентрировать все свои силы на свержение Октавиана и захват Рима? Антоний доказал свою популярность у солдат и убедился в их преданности, ведь он, в конце концов, успешно выполнил самую тяжелую задачу полководца – упорядоченное отступление. Поэтому, безусловно, будет разумным не тратить больше их с Клеопатрой далеко не безграничные средства на планы по завоеванию Востока, а сосредоточить все внимание сначала на Италии. В конце концов, парфяне изгнаны из Армении, Сирии и Палестины, и теперь их можно оставить в покое на своей территории, пока не наступит тот день, когда Антоний пойдет на них войной, согласно сивиллиным пророчествам, как царь Рима. Клеопатра с сомнением отнеслась к походу на Парфию, хотя и помогала финансировать его как часть изначального плана Юлия Цезаря; и она по считала разумным довод, выдвинутый Антонием: если он окажется успешным, он сильно повысит его авторитет и сделает его народным героем в Риме. Однако эта война имела гибельные последствия, и теперь было лучше оставить весь этот замысел, нежели рисковать еще одним поражением в будущем. Измученный Антоний, страдающий от последствий своего беспробудного пьянства, по-видимому, молча согласился с этими доводами и прибыл в Александрию, намереваясь восстановить свои силы за год-два ввиду предстоящей ссоры с Октавианом. В Сирии он получил сообщение о событиях, которые произошли в Риме, пока он воевал. Октавиан наконец разгромил Секста Помпея, который укрылся в Митилене; а третий триумвир Лепид погрузился в личную жизнь, оставив свои владения в Африке в руках Октавиана. Поэтому запад Римской державы теперь находился под контролем Октавиана, и не было ничего невероятного в том, что он сам в скором будущем затеет ссору с Антонием.

Комфорт Александрийского дворца и удовольствие от блестящего общества Клеопатры, вероятно, стали для Антония волшебной переменой после суровых условий войны, и оставшаяся часть зимы, без сомнения, пролетела в беззаботной праздности. Но то, что происходило вокруг, видимо, сдерживало какое-либо повторение легкомыслия во время предыдущего пребывания Антония в столице Египта, и теперь до нас не доходят вести о «Непревзойденных гуляках» и их удивительных развлечениях. Антоний написал длинное письмо в Рим, дав в нем более или менее яркий отчет о войне и утверждая, что во многих отношениях она была очень успешной. В самом начале нового 35 г. до н. э. Секст Помпей предпринял попытку начать переговоры с египетским двором, но посланцы, которых он отправил в Александрию, не сумели добиться какого-либо благоприятного ответа. С другой стороны, Антоний узнал от них, что Секст вступил в тайную переписку с парфянами и пытается подкупить Домиция Энобарба, его наместника в провинции Азия (на западе Малой Азии [Анатолии], включала Мисию, Фригию, Лидию и Карию. – Ред.). Поэтому он и Клеопатра решили схватить этого опасного сына великого Помпея и казнить его. Этот приказ был исполнен неким Тицием, который произвел его арест во Фригии, и вскоре после этого Секст был казнен в Милете. Вероятно, эти действия были чрезвычайно плохо восприняты в Риме, так как этот изгой, подобно Робин Гуду, всегда пользовался широкой любовью народа, и, видимо, по этой причине Антоний никогда не признавал свою ответственность за это, а приказ будто бы был подписан его помощником Планком.

Вскоре после этого весь ход событий внезапно изменился благодаря тому, что в Александрию прибыл не кто иной, как царь Понта, который, если вспомнить, был захвачен парфянами в начале последнего военного похода Антония и был пленником царя Мидийской Атропатены. Последний теперь отправил его в Египет с вестью о том, что недавние еще союзники Мидийской Атропатены и Парфия рассорились. Царь Мидийской Атропатены предложил, чтобы Антоний помог ему уничтожить противника. Это заявление вызвало во дворце Клеопатры величайшее потрясение. Появилась неожиданная возможность победить ужасных парфян: ведь Мидийская Атропатена всегда была их сильным союзником, и римские войска ранее потерпели неудачу именно на ее территории. Но Клеопатра, опасаясь двуличности восточных монархов, настроилась на немедленное свержение Октавиана, власть которого теперь была определенно на подъеме, и попыталась отговорить своего мужа от этой второй войны, умоляя его больше не рисковать. В качестве предварительного шага Антоний послал депешу царю Армении Артавазду, который покинул его после поражения в Мидийской Атропатене, приказывая ему безотлагательно прибыть в Александрию, очевидно, для того, чтобы обсудить ситуацию. Однако Артавазд не проявил желания оказаться в руках своего сюзерена, которого он предал, и предпочел искать безопасности, если понадобится, в своих собственных горах или присоединиться к парфянам.

Антоний был глух к советам Клеопатры; он принял в конце концов предложение, переданное царем Понта, и приготовился немедленно отправиться на северо-восток. Клеопатра решила следовать вместе, и в конце весны они вместе отплыли в Сирию. Но как только они прибыли в эту страну, Антоний получил тревожную весть о том, что его римлянка-жена Октавия пустилась в путь, чтобы снова соединиться с ним, и предлагает встретиться с ним в Греции. По-видимому, ее брат Октавиан выбрал это средство, чтобы начать ссору с Антонием. Ведь если Октавии был бы оказан плохой прием, Октавиан объявил бы ее сбившегося с пути мужа дезертиром. А чтобы показать, как справедливо он сам поступает, Октавиан отправил с Октавией две тысячи легионеров и немного военного снаряжения. Фактически легионеры исполняли роль телохранителей Октавии, тогда как изначально их отправка к Антонию должна была считаться частичной платой за те корабли, которые были уничтожены в войне Октавиана с Секстом, а частично формальным подарком одного самодержца другому. Антоний сразу же отправил Октавии письмо, в котором говорилось, чтобы она оставалась в Афинах, так как он отправляется в Мидийскую Атропатену. В ответ на это Октавия прислала друга семьи по имени Нигер, чтобы тот спросил Антония, что ей делать с воинским отрядом и припасами. Нигер имел дерзость открыто говорить об обращении Антония с Октавией и высоко оценил ее благородное и спокойное поведение в состоянии сильных душевных переживаний; но Антоний не был в настроении слушать и отправил его восвояси, не дав ему удовлетворительного ответа. В то же самое время он, по-видимому, очень жалел Октавию, и можно почти не сомневаться в том, что, если бы это было возможно, он хотел бы увидеться с ней ненадолго, если только это могло спасти ее от дополнительного оскорбления, которое наносило ей его теперешнее отношение к ней. Антоний был весьма безответственным субъектом в таких вопросах, и, пока все были довольны, он на самом деле не сильно переживал по поводу того, с какой женщиной в данный момент живет, хотя, казалось, теперь он был чрезвычайно предан Клеопатре и очень зависел от ее живого общества.