Смех Again - Олег Гладов

— Что за теория? — спрашиваю я.

— Да я, знаешь ли, подонок редкий, — говорит он, глядя вверх, — и как-то нашёл Ольгин дневник. Не смог удержаться и прочёл весь…

Ольга Мишина, как и все красивые девушки знала, что красива. В классе в неё были безоговорочно влюблены все. В школе — тоже. Она замечала, как на неё смотрит молодой физрук и как краснеет, ловя её взгляд. Взгляд этот она подолгу отрабатывала перед зеркалом. И к концу восьмого класса тёмные, как бы равнодушные, глаза стали остро отточенным оружием, словно чуткий клинок, до времени дремлющий в спальне персидской княжны. Ольга разила им избирательно, но наверняка. Так что являлась потом раненым во снах. Снах, со скрипящими зубами на мокрых простынях. Она никогда не выезжала за пределы своего района, но в своей красоте была уверена наверняка: презрительно посматривала на «городских» сверстниц в райцентре и равнодушно на фотографии актрис и моделей в ярких журналах.

Всё изменилось в последнее полугодие последнего, десятого, класса. Как раз в это время в Уткино приехал новый агроном с семьёй. И вместе с мебелью и цветным японским телевизором привёз главное богатство — дочь Настю.

Когда Настя вошла во двор уткинской школы, обомлели все. А у Ольги сразу испортилось настроение. Дочь агронома была не просто красива — она была Красивее Самой Ольги Мишиной. Да ещё и стала учиться в одном с поверженной красавицей классе. В том, что она именно повержена, сброшена с пьедестала, втоптана в грязь, Ольга убедилась уже через три дня. Когда 8 Марта все подарки в 10-м «А» были вручены новенькой. В ту ночь Ольга Мишина долго не могла заснуть, глотая слёзы и кусая ни в чём не повинную подушку. Весь следующий день она исподтишка рассматривала Настю, сидящую почти параллельно с ней на соседнем ряду, и пыталась не предвзято оценить внешность конкурентки: ровный профиль, идеальной формы глаза, чётко очерченный рот с яркими губами, ладные ушки, густые волосы — всё это было и у Ольги, но у Насти — ещё лучше. И ноги ещё ровнее. И грудь чуть-чуть, но всё-таки задорнее оттопыривала тесный и ужасно модный белый свитерок. К концу последнего урока Ольга была уверена: ну не может такое Абсолютное Сочетание Всего появиться на свет просто так. Есть тут какая-то хитрость. В чём-то её, Ольгу Мишину, обманули. Подтасовали карты. Достали пиковую даму из рукава.

Через пару месяцев в Уткине стало известно, что жена агронома — его родная сестра. «Вот оно! — подумала Ольга. — Вот! Идеальная Настя — ребёнок, родившийся после полового акта близких родственников. После Презренного церковью и обществом соития брата и сестры. Результат Кровосмешения. Конечный продукт Инцеста. Но зато какой продукт…»

Агроному с семьёй вскоре пришлось уехать: в Уткине шептались, косо посматривали, а иногда даже демонстративно отворачивались от греховодника: как-никак, а жили здесь в основном староверы, которых даже советская власть так и не смогла выбить из традиционного уклада жизни… Поэтому на выпускном вечере Ольга таки была самой красивой и являлась после него во снах всем присутствовавшим мужчинам. Но её это уже не особо волновало. Её мыслями овладела Клеопатра — прекраснейшая из женщин, царица Египта, влюбившая в себя императора Рима, заставляющая любоваться своим изображением спустя тысячи лет, и (!) — дочь родных брата и сестры. Конечный продукт Инцеста. Но какой продукт…

Пролистав кучу книг, Ольга стала на сто процентов уверена: все известные истории красавицы и яркие мужчины, — дети, родившиеся в результате Кровосмешения. И если о Гитлере это было известно наверняка (сын отца, обрюхатившего свою дочь), а в статьях о Нефертити, Дездемоне, Мерлин Монро и Кеннеди подобных фактов не наблюдалось, это Ольгу не смущало.

Это заговор. Заговор посвящённых… И теперь она, Ольга Мишина, тоже посвящённая. Тоже знает секрет. Знает шулерский фокус с картой из рукава…

Ольга Мишина хотела родить идеал — новую Клеопатру. Нового Гитлера. Ребёнка, который оставит в истории след своей красотой и деяниями. И это будет Её ребёнок…

Это была её страсть. Мечта. И уже выйдя замуж, она тайно от всех, даже от мамы, пила противозачаточные таблетки.

И лежала под мужем, смотря в потолок и держа его за плечи, пока он пыхтел. Его семя не могло пустить росток в её лоне. Ольга берегла его. Берегла и ждала, не получая от ночных супружеских ласк почти никакого удовольствия и просто ощущая время от времени небольшой твёрдый предмет, ритмично входящий выходящий чуть ниже её плоского живота.

Крик куриного самца вырвал меня из размазанного, как манка по тарелке, блуждания в ночных сараях.

Позднее утро. Почти полдень, ёп-тыть. Генка укатил вчера вечером обратно на пасеку. Я один. Один. Потому что мне надоело изображать Александра Мишина. Никакой я дяде Жене не племянник. И вообще, начнём с того, что никакой он мне не дядя Женя. Пора сваливать.

«Вот! — говорит мне внутренний Гек Финн. — Молодец! Наконец-то! А теперь трахни обеих сестёр и уезжай».

Отстань.

«Ну хотя бы одну, а?» — не унимается он.

Отстань, сволочь.

Всё равно ведь не вернёшься, — пожимает плечами он.

Я иду умываться, прихватив с собой бритвенный набор. На крыльце сидит Дашка и чистит картошку. Я молча прохожу мимо, мельком заметив, что подол в подсолнухах задрался до середины загорелых бёдер.

«Вот эту! — шипит Гек. — Вот её!»

Я чищу зубы. Полощу рот. Умываюсь. Смотрясь в прикрепленное над краном зеркальце с отколотым уголком, намыливаю лицо. Аккуратно сбриваю щетину только со щёк, оставляя баки, усы и бороду. Всё это время чувствую зелёное мерцание с крыльца: смотрит. Вытираюсь полотенцем. Поднимаюсь по ступенькам обратно в дом. Замечаю цвет белья под натянувшимся на бёдрах сарафаном: белое.

— Ой! — говорит Дашка. — Ты такой прикольный с бородкой… Тебе идёт…

Знаю. Поэтому и ношу. Когда Артём. Скоро им опять буду.

— Знаю, — говорю не останавливаясь.

Гек Финн пожимает плечами.

В кухне-столовой громко играет радио и никого. Никого, кроме Ольги, которая вполголоса подпевает своему любимому певцу, одновременно помешивая какое-то варево в большой кастрюле.

«Её! — шипит Гек. — Вот Её тогда!»

Я, не слушая его, прохожу мимо.

— Саша… — голос в спину. В спину, на которой крупными буквами для тупых и слепых написано: NEVER GONNA STOP ME.

Ольга не слепая. Я поворачиваюсь. Она, вытирая руки о передник, подходит ближе.

— Саш, Генка не сказал, когда он…

Она рассматривает меня, широко раскрыв глаза.

— Чего? — я выставляю бороду на показ.

Она протягивает руку:

— Можно потрогать? Ой!.. Колючая…

Какой же ещё быть бороде?

Ольга гладит меня по щеке:

— Какой красивый у меня братик… — говорит она.