Правила игры в любовь - Ева Ночь

Я ещё никогда подобного не испытывала. Мужские сильные руки. Уверенные, способные и поддержать, и приподнять. От его ладоней — горячо в груди. От его взгляда — зал плывёт и колышется. Кажется, всё в тумане, а люди где-то далеко-далеко.

— Замечательно! — выныривает и немного отрезвляет уверенный голос Марианны.

Я не очень хорошо соображаю. Но на остатках разума понимаю: кажется, мы перешли некую черту, завоевали пространство, и теперь лидируем, а все глазеют на нас. Это… и приятно, и стыдно.

Лицо Юры рядом. Сегодня я вижу светлую щетину на его щеках. Да, ему не восемнадцать, как тогда подумалось в парке. Но меня это не останавливало — я летела на свет, как мошка. Я хотела сгореть в ярком пламени этого парня.

Я была как пьяная. Не знаю, почему он так действовал. Но, как потом оказалось, его обаяние срабатывало практически на девяноста процентах женщин и где-то на две трети мужчин.

Он умел очаровывать, не прилагая особых усилий. Эдакий роковой красавец. Кракен, что лениво разбрасывает щупальца с присосками, к которым обязательно прилипает хоть какая-нибудь добыча.

После нашего танца у меня пылали щёки. Наверное, от кожи моей можно было спички зажигать.

— Спасибо, Таня, — прикоснулся Юра губами к моим пальцам. Я думала, что больше покраснеть невозможно. Я ошибалась.

Это было непривычно. Нет, в моём окружении мужчины целовали женщинам руки. Например, мой дед бабушке. У них вообще были высокие отношения. Отец нередко целовал матери руки, пытаясь успокоить, например; или рассеянно, когда думал о чём-то, полностью погруженный в себя. Но мне руки никто и никогда не целовал, поэтому я восприняла это так остро, почти болезненно.

— Я провожу тебя, — сказал он после занятия.

— Не стоит, — смешалась я, вспоминая слова Михо.

— Не бойся, — улыбнулся ободряюще Юра, — это всего лишь путь домой, чтобы никто тебя не похитил по дороге. А то, знаешь ли, гудят об инопланетянах. Спускаются с неба и ворую хорошеньких девушек.

Хорошенькой девушкой меня тоже никто ещё не называл.

Я как будто в вакууме росла, обложенная ватой и вниманием, где меня больше оберегали, охраняли, дружили со мной. А вот это… новое и неизведанное, а потому — пугающее слишком яркими вспышками, от которых слепнешь и теряешь контроль над мыслями и телом.

— У меня есть кому проводить, — ответила, но твёрдости у меня не получилось. — Но за предложение спасибо.

Но никто в тот вечер меня не сопровождал. Так теперь случалось нередко. И Юра всё же увязался за мной. Болтал ни о чём, смешил. Шёл на расстоянии и не пытался сблизиться. Будто и не держал вовсе меня в своих объятиях во время танца. Словно не целовал мои пальцы.

И я немного успокоилась, отошла. Кожа больше не горела и сердце отбивало привычный ритм.

— До встречи, Тань, — сказал он у подъезда. — Увидимся!

И я не нашлась что сказать. Пробормотала «до свидания» и метнулась в спасительную темень, за дверь, что закрывалась на замок, отсекая чужаков.

И лишь уже дома, принимая душ, подумала: почему именно наша студия? Почему именно наши занятия? Это никак не тянуло на случайность. Внутри ёкало сердце и ухало вниз, туда, откуда росли ноги.

Юра пришёл, потому что хотел меня увидеть — других объяснений я не находила, потому что не верила в случайные совпадения.

_________________________________________

[1] Терпсихора (Teryicora) — муза танца и хорового пения. В греческой мифологии дочь Зевса и Мнемосины, одна из девяти муз, покровительница танца (иногда — хорового пения). Изображалась в виде молодой женщины в позе танцовщицы, с улыбкой на лице.



Таня

Прошлое

Он постепенно влезал в мою жизнь. Всплывал как подводная лодка. То возле музыкалки меня встречал, то на танцах появлялся. Причём только в те дни, когда приходила я. Вскоре это все заметили. В другое время танцы его не интересовали.

Пару раз они сцеплялись с Михо. Он всё пытался как-то оградить меня от Кракена, а я влипала в него всё больше. Думала о нём, мечтала по ночам. Он стал первым, кто меня поцеловал.

Ничего такого. И поцелуй был… почти ненастоящим, но мне хватило, чтобы голова набилась ватой, а мозг перестал думать трезво.

Была ли это влюблённость? Я считала, что да. На самом деле, это был какой-то морок — тёмный и тягучий, высасывающий все соки.

Я не хотела никого слышать и понимать. Снова активизировалась мать.

— Ну почему, почему тебя тянет к взрослым мужикам, а не к нормальным мальчикам? — кричала она, пытаясь до меня достучаться.

Впрочем, Кракен и к ней нашёл подход. Он был золотым мальчиком из хорошей семьи. И это немного примирило мать с его присутствием в моей жизни, но не настолько, чтобы позволить ему подойти слишком близко.

— Ей пятнадцать, — сказала она почти как Михо. — Надеюсь, вы понимаете, Юра, что это значит.

— Понимаю, — о его невозмутимость и спокойствие можно было ноги вытирать. — И никогда не обижу вашу дочь, Людмила Евгеньевна!

Это было как бы слово Кракена, которому на самом деле — грош цена. Но в то время я не хотела этого осознавать и понимать.

Я до сих пор не знаю, чего он добивался. Может, его привлекала моя недоступность. Вот я — руку протяни, а схватить и сжать нельзя. Поэтому он кружил вокруг, выжидая.

Не думаю, что он боялся моего несовершеннолетия. Его такие вещи не очень останавливали, потому что он умел соблазнять так, что брал лишь то, что само вешалось на шею и просило. Но я не просила. Видимо, Бог хранил меня от этого морального урода.

В какой-то момент мне стало не до него. Умирала Вера Ефимовна. А я никак не могла достучаться до Короля. И эти мысли, переживания, тревога сумели немного меня отрезвить.

Кракен продолжал на меня охотиться, но я будто спряталась за толстым стеклянным колпаком и не сразу, постепенно, из мелочей начинала складываться правдивая картина.

Юру ничего не тревожило. Он мог делать вид, что переживает или сочувствует. При этом очень натурально у него получалось, но рано или поздно фальшь прорывается наружу.

Ему было плевать на мать Короля. Чужая тётка. Вроде бы понятно. Он по дуге обходил инвалидов или тех, кто стоял по социальной лестнице намного ниже, чем его золотая персона.

Он умел притворяться и добрым, и приятным. Если нужно, мог и подавить в себе те чувства, что вызывали в нём «недостойные», но хватало его ненадолго.

Михо попал в больницу. Его сбила машина. Через день после того, как они с Кракеном подрались. Точнее, Михо надавал красивому Юре по идеальному лицу. И это стало точкой отсчёта, когда с меня начала спадать пелена болезненного очарования, увлечения этим парнем.