Имперский корсар - Михаил Михеев

Камнеедов в этот раз убил кучу времени, играя в шахматы. Что интересно, несмотря на обилие виртуальных игр, старые добрые шахматы, шашки и прочие домино отнюдь не канули в Лету. Наверное, есть что-то магическое в щелканьи увесистых, отполированных фигурок по материальной доске. А после того, как вывод на орбиту груза превратился из болезненного расчета каждого грамма полезной нагрузки с отсевом всего лишнего и непрофильного в нестоящую внимания банальность, они намертво прописались в кают-компании любого звездолета. Вот и устраивали люди порой целые турниры – занятие не хуже любого другого.

Конкретно в этот раз выбор пал на старинную индийскую игру, и командир «Викинга», уверенный, что в отсутствие штурмана сделает всех, был посрамлен по очереди вначале Изабеллой, потом княгиней ну и, на финал, Кими – девчонка, как выяснилось, неплохо играла, и не воспринявший ее всерьез Камнеедов пролетел со свистом. Это было обидно, и не спасал даже тот факт, что все вокруг искренне поверили: он поддался. Себе-то врать не стоит – переоценили вы, товарищ офицер, свои силы, зарвались – и получили по мозгам. Сам дурак, это и портит настроение.

В общем, пользуясь тем, что каюта сейчас свободна, он отправился к себе, вооружился планшетом и принялся оценивать новинки, скачанные на Карбункуле. Очень удобно, когда технологии позволяют с минимальными усилиями в совершенстве овладевать чужими языками. А овладев ими, книги читаешь в оригинале, да и фильмы смотришь тоже. Это позволяет оценивать нюансы, которые при переводе банально исчезают. Так что, разочаровавшись в собственных талантах, Камнеедов принялся совершенствоваться в языке, подогревая энтузиазм небольшими порциями коньяка.

Вообще-то в полете не положено, однако, во-первых, они формально не были военным кораблем (во всяком случае, с точки зрения закона, полагающего необходимым соблюсти для этого кучу условностей), а во-вторых, нарушать по мелочи правила – традиция, что важнее, порой любых писаных документов. Вот и засел он, лелея свое уязвленное самолюбие и против воли прислушиваясь к доносящимся из кают-компании через полуоткрытые двери негромким, но азартным репликам – там в жаркой схватке сошлись за шахматной доской княгиня и агентесса, и ни одна не хотела уступать.

Дверь с шелестом отошла в сторону, пропуская Кими, и вновь закрылась, на сей раз окончательно, наглухо отрезая их от остального звездолета. Девчонка, затянутая на этот раз в нечто вроде брючного костюма, но со штанинами такими широкими, что они запросто сошли бы за юбку (причем каждая), плюхнулась напротив Камнеедова, в рабочее кресло, и мурлыкнула:

– Нашего бравого капитана мучают комплексы? Наш капитан расстроен? Ему помочь?

Каким образом она переместилась Камнеедову на колени, тот даже не понял, уж больно стремительным и слитным было движение. Затем откуда-то из глубины души поднялась волна бешенства, мгновенно затопившая сознание. Камнеедов резко встал, стряхнув девчонку на пол, и чувствительно приложился макушкой об верхнюю полку. Обычно боль протрезвляет, но не в этот раз. Подхватив Кими за шиворот, он вздернул ее вверх, держа на вытянутой руке так, что ноги не касались пола, и прорычал ей в лицо:

– Ты что, дура, совсем охренела?

Он был страшен в этот миг. Не столько даже сам, сколько таким вот резким переходом от сдержанного, ироничного, спокойно-веселого, бодро-пошловатого, какого угодно, в общем, но всегда контролирующего свои эмоции человека в рычащее чудовище. Сейчас он орал так, как давно уже ни на кого не кричал, тряс девчонку как грушу, и на финал просто выволок ее из каюты. Пронес по коридору, не чувствуя веса, распахнул дверь в трюм, служивший недавно местом перелета для Мари с Клаусом, и швырнул ее внутрь. Закрыл, наглухо заблокировал и, шипя от злости, направился обратно.

Кают-компания встретила его тишиной и напряженными взглядами. Ни на кого не глядя, Камнеедов брякнулся в кресло, с усилием растер щеки, и так пылавшие, словно факелы, то ли от бешенства, то ли от стыда. Поднял глаза и неожиданно для себя самого чуть жалобно попросил:

– Люди, у меня проблема. Помогите, а?

Дальнейший разговор проходил уже в рубке – чтоб, значит, Смит тоже понимал, о чем речь. Зачем ему это? Да потому, что все равно начнет вопросы задавать. Тем более, давно уже подшучивает – замечает, видать, неадекватность ситуации. Говорить о которой было, к слову, противно. А потому, раз уж не отвертеться, то проще один раз для всех, чем для каждого в отдельности.

Хорошо еще, выслушали его не перебивая. Все же, несмотря на комичность, ситуация была и неприятной, и серьезной. Раздрай в экипаже может привести к поганым и непредсказуемым последствиям. Вплоть до летальных, кстати – у каждого срыв протекает индивидуально, и крыша едет по-своему. А потому говорил Камнеедов вроде и кратко, но в то же время стараясь не упустить ни единой мелочи. Впрочем, даже с мелочами рассказ получился минут на пятнадцать от силы. А потом Изабелла, не чинясь, как в детстве дала ему подзатыльник.

– Все, успокойся и не переживай. Хотя ситуация и неприятная. Надо было девчонку еще на Бухаре куда-нибудь пристроить. Хоть на эскадру сдать под роспись, что ли.

– Да знаю я. Не могу только понять, что на нее вдруг нашло.

– А вот не надо было лекции по психологии прогуливать, сразу бы понял, что совсем не вдруг.

– С тобой и прогуливал, – хмыкнул Камнеедов, вспоминая те дни с невольной, хотя и чуть заметной улыбкой. Изабелла повторила экзекуцию, скорее для проформы, села в свое кресло.

– Вась, это уже маловажно. Бьюсь об заклад, ты и в своем училище тоже этот предмет едва-едва на тройку сдал.

– От тебя ничего не скроешь, – Камнеедов вздохнул. – Ну, психология – это не мое.

– Ну да. Мне бы шашку, да коня, да на линию огня…[25] – процитировала Изабелла древнего, практически забытого ныне поэта. – А если бы приложил свои мозги к нужному месту, то сразу бы понял, что тут происходит.

– Слушай, может, перестанешь всем полоскать мозги? – слегка разозлился Камнеедов. – Объясни уж мне, такому глупому, что происходит. Да и остальным тоже.

– Остальные, полагаю, уже поняли. Я, конечно, тоже не великий психолог (ага, ага, подумал Камнеедов, так я тебе и поверил – наверняка в вашей конторе на совесть натаскивают), но здесь, скорее всего, расклады четко по учебнику. Уж больно картинка яркая. Классический стокгольмский синдром. Надо тебе объяснять, что это такое, или сам поймешь, Казанова ты наш случайный?

– Не случайный, а опытный, – пробурчал Камнеедов, обдумывая информацию. – Так, стоп. Я чего-то недопонял. Стокгольмский синдром – это же по отношению к террористам? Ну, или похитителям, еще каким-то уродам… Я здесь при чем? Я ее не похищал, она сама увязалась. И вольна была покинуть корабль в любой момент.

– Все правильно, захватил ее этот ваш Большой Али…

– Он такой же наш, как и ваш, – не отрываясь от своего экрана, буркнул в ответ Смит.