Кодекс экстремала - Андрей Дышев

– Но кто, кто первый поднял шум, что убили Милосердову? – нервно выкрикнул он. – При чем тут вообще Милосердова, если убили совсем постороннюю девушку? Откуда всплыло имя Эльвиры?

– Слушай дальше, – как ни в чем не бывало ответил я. – Убийца раздевает труп Татьяны, нечаянно обронив на камни «фенечку», ее выпачканные в крови шорты и майку топит в море, а тело переносит на борт яхты. Он идет по грудь в воде, отмывается сам и отмывает свою несчастную жертву. На борту он надевает на тело заранее приготовленный костюм Милосердовой, в карманах которого могли быть документы, в том числе и паспорт. Белую накидку Эльвиры он подкидывает мне в лодку, которую сталкивает в воду.

– Чудовищно, – произнес Леша. – Все это выглядит очень правдоподобно. Я хорошо представляю, как все это было, и не вижу несостыковок. – Он сделал паузу. – Ты кого-нибудь подозреваешь?

– Я не только подозреваю. Я почти с уверенностью могу назвать имя убийцы.

– Блеск! – Леша восхищенно покачал головой. – Ты превзошел самого себя. Я в восторге… И ты можешь назвать мне этого человека?

Я колебался. Фамилия Моргуна ничего Леше не скажет – он не был знаком с ним и мог видеть начальника лодочной станции лишь эпизодически, случайно. Зато теперь, назови я его, Леша при любом удобном случае станет пялиться на Диму, как на экзотическое животное. А это может насторожить и даже спугнуть Моргуна.

– Пока нет. Боюсь ошибиться. Я суеверный.

– Но скажи хотя бы, кто он? Откуда? – настаивал Леша. Я распалил в нем любопытство.

– В некотором роде мой давний приятель.

Леша кивнул.

– Я догадываюсь, о ком ты. Тот белобрысый мент. Володя, кажется, его зовут?

Я отмахнулся, словно прогонял от себя бешеную пчелу.

– Ты что, спятил? При чем тут Кныш?

Леша усмехнулся краешком губ.

– Странно, что ты думаешь иначе. Я уверен, что не ошибаюсь.

– Глупость какая! – поморщился я. – С какой стати Кныш должен убивать эту девчонку?

– А с какой стати следственная бригада закрыла дело? Значит, милиция и Милосердова действуют заодно. Ты думаешь, что, имея такие огромные бабки, ей трудно купить с потрохами твоего лейтенанта?

– Да, ей нетрудно нанять киллера, но что ты привязался к лейтенанту?

– Подозрительный он парень, вот в чем дело, – ответил Леша.

Такой разговор мне не нравился. Мне вообще не нравился всякий разговор, который крушил во мне какие-либо устоявшиеся убеждения. В этом смысле работать в одиночку намного легче – никто не сбивает с толку.

Пока мы ехали в автобусе, я недолго думал над словами Леши и незаметно уснул. Где-то в районе Грушевки, когда мы мчались уже не по унылой степи, а среди пологих покрытых лесами гор, Леша растолкал меня и сунул мне под нос газету.

– Читай! – сказал он, тыкая пальцем в небольшую заметку.

Буквы плясали и двоились перед моими глазами, и я не столько читал, сколько рассматривал буквы и слова, не особенно вникая в смысл. Только на третьем абзаце до меня дошло, что речь шла об убийстве Милосердовой.

«ДЕНЬГИ «МИЛОСЕРДИЯ»: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ» – так была озаглавлена заметка. «Органы правопорядка, – писал журналист, – снова блестяще продемонстрировали свою беспомощность и трусость. Закрытие дела об убийстве Эльвиры Милосердовой «за отсутствием состава преступления» – не просто насмешка над правосудием, а настоящее издевательство над чувствами тысяч вкладчиков, которые потеряли все свои сбережения и вместе с ними надежду на то, что власти восстановят справедливость. Допустим, что следственные органы и в самом деле не нашли состава преступления, что Милосердова погибла в результате несчастного случая, однако странным представляется то, что «отсутствие состава преступления» было выявлено только после недвусмысленного заявления Виктора Гурули о вкладах в АО некоторых членов правительства и руководителей органов правопорядка. В настоящий момент коммерческий директор АО получает естественное удовольствие от того, как ему удалось схватить за ухо правоохранительные органы, особенно если принять во внимание, что эти уши уж слишком явно и все чаще торчат из-за каждого куста, усаженного криминальными колючками. Вряд ли можно предположить, что господин Гурули испытывает какие-либо опасения, но на всякий случай хочется успокоить его: Виктор Резоевич, оформляйте загранпаспорт спокойно, вас не посадят. Зачем нашей власти в очередной раз доказывать хорошо известную истину: народ обирается с ее молчаливого согласия, ибо за это согласие хорошо платят?»

– Здорово он высек ментов, правда? – спросил Леша. – Вот тебе, кстати, еще одна версия относительно Гурули.

– Мы уже обсуждали ее, – ответил я, возвращая газету Леше. – Фиктивный счет на мое имя, конечно, открыт не без его помощи. Но не думаю, что он лично занимался убийством Васильевой.

– Если я не ошибаюсь, завтра ты встречаешься с ним?

– Ты не ошибаешься.

– Ты не должен идти туда, – твердо сказал Леша. – Выкинь это из головы. Ты не должен идти туда ни в коем случае!

Я посмотрел на Лешу, пытаясь увидеть в его глазах, насколько он интересуется нашей встречей, и вдруг почему-то стал лукавить.

– Видишь ли, мне уже самому кажется, что нет смысла в нашей встрече. Я хотел, чтобы бомж опознал в нем любовника Татьяны. Но бомжа уже нет, значит, очная ставка отменяется.

– Вот это правильно, – согласился Леша.

– Решено, – произнес я, прерывая затянувшееся молчание. – Я не пойду туда. Гурули от нас никуда не денется. Нам надо кинуть приманку для другой, более крупной рыбки.

Леша понял, кого я имел в виду.

– Ты считаешь, что Милосердова в этой истории – самая крупная фигура?

Он не спрашивал. Он скорее хотел услышать подтверждение. Но я отрицательно покачал головой.

– Ты правильно сказал – фигура. Милосердова, как и Гурули, как еще кое-кто, – всего лишь фигура. А есть еще гроссмейстер… Так когда, ты говоришь, у тебя заканчивается отпуск?

Об отпуске Леша ничего не говорил, это я нарочно сменил тему разговора. Пора было выводить Лешу из этого водоворота. Туман рассеивался, и теперь более или менее четко я видел поле предстоящих баталий и абрис позиций противника. Вокруг меня, как тень, обозначилась зона повышенной опасности, и любой человек, находящийся в этой зоне, имел все шансы попасть вместе со мной в перекрестие прицела.

– Дня три еще есть, – ответил Леша, не совсем ясно понимая, для какой цели я об этом спросил.

– Вот и хорошо! – Я опустил руку на плечо Леше и слегка сжал его. – Вот и хорошо, – повторил я. – За эти три дня ты просто обязан наловить не меньше дюжины крабов. И в прощальный вечер мы с тобой закатим пир.

Леша смотрел на меня. Глаза его были наполнены грустью, как у пса, которому предстоит разлука с хозяином. Все правильно. Человеку должно быть грустно, если он перестает вдруг быть кому-то нужным.