Владимир Мономах - Борис Васильев

— А теперь — с подробностями, — улыбнулся Мономах.

И победитель, сияя от удовольствия, рассказал о ходе боя. О своем первом ударе, срезавшем клин атакующих и отбросившем их в Половецкую Степь, о засаде, о ее внезапном ударе и об уничтожении растерявшегося противника.

— Пленные есть? — поинтересовался Свирид.

— Дикая Степь пленных не берет. Так повелось исстари.

— И это скорее хорошо, нежели плохо, — негромко заметил Меслим.

— Дай я тебя обниму, сынок, — Мономах поднялся с кресла, подошел к юному герою, обнял его, прижал к груди и расцеловал.

Затем это же сделали Свирид, Меслим и Железян.

— Завтра же — пир во славу героя! — объявил Мономах. — Слава хану Илясу! Слава! Слава! Слава!..

В истории тех времен не было случая, чтобы одного и того же полководца дважды награждали кубком славы. Этого удостоился только половецкий хан Иляс, Илья во крещении.

И в этот раз кубок славы поднесла ему Надежда — теперь уже его супруга. Хан не бросился ей навстречу, а остался стоять там, где стоял. Надежда поднесла ему кубок, он осушил его и, подняв покрывало, поцеловал жену в губы.

— А я тебе воина ращу, — шепнула она застенчиво. — К концу года и на свет покажется!..

— Радость моя!..

В конце года Надежда и впрямь родила мальчика, и супруги счастливо зажили со своим наследником во дворце наместника Ратибора.

Мономах отъехал в свое имение — к Гите и детям. Он был счастлив и безмятежен. Только вдруг вечерней порой прискакал гонец от Ратибора.

— Наместник великого князя Киевского Святополка Изяславича просит тотчас же прибыть к нему по важному делу!..

— По важному, — отметил неразлучный с князем Владимиром Меслим.

Мономах собрался не мешкая.

Ратибор торжественно встретил его на крыльце, проводил в зал военного совета, где их ожидали воевода Отдельной дружины Железян и счастливый отец хан Иляс.

— Ну, зачем звал, боярин? — спросил князь Владимир, поочередно обнимая друзей.

— Повеление великого князя Киевского Святополка Изяславича, мой князь.

— Готов его выслушать, наместник.

— Великий князь повелел тебе, князь Мономах, немедля выступить с личной дружиной в Богемию, где и дать отпор врагу, посягнувшему на Русь.

— Но у тебя же нет никакой личной дружины, князь Владимир, — с удивлением уставился на Ратибора Железян. — И Святополк об этом отлично знает…

— Да, повеление — ловушка, — добавил Меслим. — Надо все хорошенько обдумать.

— Повеление есть повеление, — усмехнулся Мономах. — И повеления великого князя Киевского исполняются без размышлений.

— Князь Мономах — мой названый отец, — воскликнул хан Иляс. — И я иду вслед за названым отцом.

— Молодец, дважды славный хан! — басом возвестил Железян. — И я иду вослед князю Мономаху. А то дружинники мои что-то застоялись. Где эта самая… как ее, Богемия, что ли? Кто знает?

Меслим усмехнулся. Все молча переглядывались.

— Наместника спросим, — решил Железян. — А где она, эта Богемия, господин наместник?

Ратибор нахмурился. Подумал. Почесал затылок.

— Надо поразмыслить, — вздохнул он. — Что у нас на восходе солнца?

— Степи, — сказал хан Иляс. — Степи во все стороны, так что для Богемии там и места нет.

— Верно, — отметил Ратибор. — А что имеем с полуденной стороны?

Помолчали.

— Знаю из священных книг, — сказал Мономах, — там — гора Арарат, к которой пристал Ной во время потопа. И никакой Богемии там тоже не видится.

— Ну, а с полуночной стороны?

— Мгла, темь и снег со льдом и крепким морозом в вечные зимы, — махнул рукой Железян. — Бывал там. Мне дружину кормить надобно.

— А вот коней там кормить нечем, — добавил Меслим. — Как же ты обошелся, воевода?

— Сено в тороках возил.

— Стало быть, и полуночная сторона отпадает. — Ратибор вздохнул. — Остается сторона закатная, но там — поляки живут, а кто за ними — не ведаю.

Опять помолчали.

— Гляньте, где солнце скрывается, — посоветовал Меслим.

— Значит, где-то за поляками и Богемию нам искать, — подвел итог Владимир Мономах. — Только поляков как-то обойти надо, они обидчивы и драчливы.

— Я прикрою, — улыбнулся хан Иляс. — Поляки о кочевниках наслышаны и меня не тронут.

— Три дня на сборы уйдет, не меньше, — вслух размышлял Мономах. — Потом — доклады о готовности, смотры дружинам — еще дня три.

— Больше, — возразил Железян. — Чтобы дружину к военному походу подготовить, надо ведь и самой дружине дать хоть сутки отдыху. Чтобы отоспалась.

— Значит, так решим, — заключил Мономах. — Выступаем по готовности.

— Я с тобой, мой князь, — сказал Меслим. — Одного не отпущу.

Поляков обошли, как и предсказывал хан Иляс. Завидев кочевников, они первым делом прятали детей, потом скотину, а потом и сами старательно прятались. Одного даже пришлось насильно отловить, чтобы растолковал, как попасть в Богемию.

Пленного допрашивал князь Мономах, на латинском языке, поскольку поляки были католиками и латынью владели. Меслим следил за беседой, а когда она закончилась, посоветовал отпустить поляка.

— Зачем ты пленного отпустил, князь? — с неудовольствием спросил Железян.

— Никогда не плоди врагов, но всегда плоди друзей, — заметил Меслим.

А Мономах пояснил:

— Узнал, что нужно, и отпустил.

— Что же ты узнал?

— Богемия лежит за поляками в Земле Чешской. И что будем делать?

— Ты, князь, лучше скажи, зачем эта Богемия вдруг великому Киевскому князю понадобилась? — хмуро сказал Железян. — Сдается, единственно затем, чтобы обвинить тебя, если откажешься следовать повелению.

— Я это понял сразу, — усмехнулся Мономах. — И что это он меня невзлюбил?

— Завидует тебе, — вздохнул Меслим.

— Чего мне-то завидовать?.. Просто яро невзлюбил, вот и всё.

— Он всех невзлюбил, — буркнул Железян.

— Всех людей, скотов и весь Мир Божий, — уточнил Меслим.

— Но это же невозможно!

— А ты со своим побратимом потолкуй, — посоветовал Железян. — Святополк слишком жаден, завистлив и мелочен для того, чтобы быть воистину великим. Он увяз в своей жадности по самую макушку. Боярская дума дала ему отпор, и сейчас он шатается так… мне старейшина думы рассказал. Самое время тебе, князь Мономах…