Уйти нельзя остаться - Татьяна Гармаш-Роффе

Что же эти бывшие детки могли сделать такого, что вынудило учительницу уйти из школы?

Сегодня же вечером он сделает вторую попытку переговорить с Шапкиным. А завтра непременно навестит жену Стрелкова и Диму Щербакова. Но было бы лучше, чтоб детектив заранее знал, как к ним подобраться. Какой вопрос хитрый им задать, чтобы расколоть!

Где-то в той информации, которой он уже располагает, должна оказаться щель, хоть маленькая щелочка, в которую сможет просочиться его мысль, чтобы сдвинуть с места всю конструкцию…

Алексей мысленно перебрал все факты, все слова – медленно, тщательно, словно перетряхивал по вещичке, в надежде, что из груды выпадет шпаргалка.

И она выпала! На шпаргалку не потянет – так, махонькая зацепка для мысли. Но в его положении не до жиру, капризничать не пристало!

Из памяти он вытряхнул вот что: Анна Ивановна назвала всех «подонками». Всех: и Компашку, и Юру, и, что удивительно, Зину Шапкина! Который в нее не входил. Значит, что-то их объединило в ее глазах. Что же?!

Алексей снова побеспокоил Леру, но она ничего интересного не вспомнила. А еще говорят, что женщины наблюдательны! Но Валерка всегда была рассеянной, словно постоянно отвлекалась на свои какие-то мысли, и медлительной. Раззява, одно слово!

Затем он побеспокоил старосту Мишу. Впрочем, он столь охотно отзывался на вопросы сыщика, что слово «побеспокоил» тут не годилось – скорее детектив порадовал его своими расспросами!

Михаил Пархоменко, похоже, так и остался в душе старостой и до сих пор с удовольствием и чувством выполнения гражданского долга отчитывался за свой класс.

Он вспомнил.

– Правда ваша, таки был какой-то очень короткий период, когда Юра подпустил Зину к своей царственной особе. И даже Инга стала с ним перекидываться парой слов. И улыбалась, что совсем невероятно. У Инги стиль был такой – никому не улыбаться, на всех смотреть вскользь и с презрением. К сожалению, я подробностей уже не помню… Просто сейчас вдруг всплыла сцена перед глазами, как Юра картинно выбрасывает вперед руку, подзывая к себе Зиновия, и Инга источает улыбку… А Зина идет к ним, вроде бы небрежно, но всем видно, что он с трудом сдерживается, чтобы вприпрыжку не побежать…

– Когда это было? В каком классе, в какое время года?

– Дайте подумать… Под конец наверняка… Да, точно, это уже после того, как они уроки обществоведения срывали. В десятом, значит. А, вот еще всплыло: как они уходили из школы всей гурьбой. Я в окно видел, как шли по школьному двору… И Зина чуть не в центре… Снег тогда уже начал таять. Весной, выходит.

– В чем же была причина их неожиданного сближения?

– Затрудняюсь сказать… Но наверняка они просто прикалывались над бедным Зиновием…

Кис не стал терзать дальше старосту, уже спасибо ему за то, что вспомнил о внезапной и краткосрочной дружбе между бедным «занудой» и блистательным Юрой.

Алексей вполне представлял себе, что Стрелков мог пригреть Зиновия Шапкина для забавы, точно усмотрев за его малоуспешными – если не сказать жалкими! – попытками соперничества с Компашкой и с Юрой лично всего лишь робкую мечту быть приближенным к элите. Не из жалости, конечно, – просто Юра решил завести себе новую игрушку. Мальчик для битья, придворный шут – вот чем был, без сомнения, Зиновий в глазах Юры.

Но важно то, что в какой-то момент они оказались вместе. И Анна Ивановна назвала обоих подонками, словно чем-то объединив.

Парторг обладала, судя по всему, крайне праведными и жесткими представлениями о морали, и для нее групповой секс, если она о нем прознала, мог стать основанием, чтобы обозвать подонками всех их… И даже факт полной добровольности участников не способен был смягчить ее приговор: ведь уже сам секс являлся в партийном мировоззрении пережитком капитализма! А уж такое разлагающее влияние буржуазной идеологии, как групповой секс, должно было вызвать в ней небывало воинствующий обличительный дух!

Что объясняет слово «подонки» и даже уход учительницы из школы: она вполне могла поставить перед директором вопрос ребром: или я, или Стрелков! А директор выбрала расчудесного Юру, у которого такие расчудесные родители…

Да, но убийства-то тут при чем?!

Кроме того, что же скрывает тогда Анна Ивановна? Если бы дело обстояло именно так, то есть если бы она прознала об их развлечениях и резко поставила вопрос перед директором, то она бы с удовольствием сейчас о нем рассказала детективу, чтобы отомстить всем подлецам и подонкам, и директору заодно! Которая покрывала безнравственных богатеньких деток.

Но Анна Ивановна молчит.

Неужели?..

Она ведь еще назвала их «жеребцами »!

Мелькнувшая в мозгу догадка показалась совсем бредовой. Не могла Анна Ивановна принимать участие в таких забавах добровольно, никак не могла!

Но если не добровольно … Тогда выходит, что… Бред, чистый бред!

И все же Алексей позвонил своим на Петровку и попросил пробить по полной сведения о Юре Стрелкове и Зиновии Шапкине.

Опа-на! Как выяснилось, на Зиновия было заведено уголовное дело, он был приговорен и отсидел два года за… Таки да… Ну надо же… За изнасилование учительницы!

Причем жертвой изнасилования выступала не кто иная, как Анна Ивановна Деревянко… А насильником – Зиновий Шапкин! Единолично. На Юру Стрелкова в недрах милицейской справочной системы не нашлось ничего компрометирующего.

Теперь понятно, почему в школе это дело замяли! И почему не могли в этом признаться детективу ни директор, ни сама учительница. И почему никто в школе не узнал истинных причин исключения Шапкина. Подобный факт тщательно скрывался! Сказать, что он позорил школу – да еще в советские времена, – это ничего не сказать!

Однако… Невероятно: эту учительницу терпеть не могли в классе (да и в школе тоже), а Зиновий, выходит, ее возжелал?

Кис вспомнил крупные формы Анны Ивановны. Если бы не ее скверный характер, нашлись бы, без сомнения, мужчины, которые польстились бы на такое тело. Но мальчик?!

Мальчишки влюбляются в учительниц, это хорошо известно, да, но только в других… Влюбляются в молоденьких начинающих училок, хорошеньких девочек, только постарше. Именно магия узнавания в ней, взрослой женщине, девочки, душа которой еще не потеряла признаки детства, делала такую училку одновременно близкой и далекой, желанной и недоступной.

Но Анна Ивановна была во всех отношениях слишком далекой от подростка – и внешне, и внутренне. И телом, и душой.

Или тут патология? Допустим, Анна Ивановна своим строгим и властным характером и (или) внешностью ассоциировалась у Зиновия с матерью. И он таким образом отомстил последней?

Или они сошлись на добровольных началах?.. Их – училку и дохлика Зину – объединила ненависть к Юре? Но нет, Анна Ивановна, парторг школы, которую побаивалась и недолюбливала даже директор, не стала бы искать поддержки у такого «зануды», как Зиновий Шапкин! И, главное, почему тогда речь идет об изнасиловании?