Библиотека географа - Джон Фасман

Теперь второе. Идите сюда… — Он кивнул на поваленное дерево, лежавшее среди сколков льда, щепок, комьев смерзшегося снега, вывороченного мерзлого грунта.

Зенский вытряхнул из шкатулки содержимое и приказал:

— Выдохните! — Мое дыхание, не успев смешаться с воздухом, распалось на сотни крохотных льдинок, упавших на мерзлую землю. — Отлично. Итак, какое стихотворение вы хотите прочитать?

— Извините?

— Прочтите мне свои стихи. Какое из них самое любимое? Не забыли? Или ничего, кроме омуля, уже не помните? В таком случае взгляните. — Он протянул мне бумаги, присел на ствол поваленного дерева и прикурил сигарету.

— Вот это, — сказал я. Оно называлось „Песнь торговки фруктами“. Я написал его летом, во время своего медового месяца в Кургья, когда, занимаясь любовью с молодой женой, слышал песни торговки, продававшей на площади черную смородину.

Он жестом предложил мне начать. Пока я читал, он, присев на корточки, соскребал охотничьим ножом частички почвы, на которые падало мельчайшими льдинками мое дыхание, и ссыпал их в шкатулку. Когда я закончил, Зенский закрыл шкатулку и поклонился.

— Вот и все. Теперь, если мне захочется вспомнить бесстрашного поэта, сидевшего в моем лагере, останется только открыть эту шкатулку в теплую погоду.

Вот вам бумага и две ручки. Не потеряйте и начинайте писать. Опишите все, что произошло с вами вплоть до этого момента, включая нашу беседу. Я вернусь через два дня, чтобы узнать, как продвигается работа. Как только буду полностью ею удовлетворен (не сомневаюсь, что так и будет), я передам вам документы об освобождении и отпущу домой.

Кажется, вы удивлены? Между тем удивляться нечему. Мы, знаете ли, не монстры. Просто вместе с Ней пытаемся усовершенствовать систему, чтобы она служила нам еще лучше. Он получает то, что нужно ему, я — то что нужно мне, а люди, против которых это направлено, всего лишь преступники, извращенцы и враги государства. Их поймали бы в любом случае. Но при нашей системе каждый беглец, будь он даже самым ужасным преступником, испытает перед этим дивное чувство свободы. Ему отпущено несколько часов вольной жизни, сдобренных полосками замороженного оленьего мяса, которые он жует в компании с толстой плосколицей женщиной, пропахшей прогорклым жиром. Что ж, это лучше, чем ничего. Лучше, чем рыбьи потроха и храпящие уголовники. Если разобраться, не такая уж плохая сделка, вы не находите? Так что спите спокойно, товарищ поэт».

Предмет 6. Прямоугольный ларец из слоновой кости, инкрустированный по сторонам серебром и жадеитом. Вверху жадеитом выложена арабская надпись: «Во имя Бога, справедливого и милосердного». Внутри на крышке ларца вырезано слово «земля» на китайском языке. Ларец имеет двенадцать сантиметров в длину, три в высоту и четыре в ширину.

Под словом «земля», конечно же, подразумевается один из четырех элементов, названных Аристотелем (остальные три: огонь, воздух и вода), который обладает такими свойствами, как прохлада и сухость (огонь — сух и горяч, воздух — горяч и влажен, вода — прохладна и влажна). Поскольку каждый элемент имеет одно общее свойство с остальными, он может быть трансформирован в другой посредством нагревания, охлаждения, сушки или добавления воды. Эта идея является основополагающей, и на ней зиждется вся алхимия.

Идрис бен-Халид эль-Джубир называл землю «наиболее фундаментальным из четырех элементов, наиболее распространенным и, сказать по правде, наименее полезным. Земля, подобно воде или воздуху, существует изначально, но, в отличие от двух других элементов, не может изменять форму. Это основа всего: она такая, какая есть — сырье для того, что будет или должно быть. Материальный мир — земная земля — молчалив, низок и несовершенен: подобно тому, как голосу требуется рот и дыхание для придания ему формы, так и осязаемый мир нуждается в умелой руке для своего усовершенствования».

Дата изготовления. Инкрустация, хотя и изысканная, основательно пострадала от времени и внешнего воздействия и имеет непрезентабельный вид. Это, а также другие меты времени на углах ларца позволяют отнести его к девятому или десятому веку нашей эры.

Изготовитель. Неизвестен.

Место изготовления. Материалы — слоновая кость, серебро и жадеит — типичны для Китая. Однако арабская надпись и техника инкрустации свидетельствуют об исламском влиянии. Противоречивое сочетание стиля и материала позволяет предположить, что ларец был изготовлен в Синьцзяне, где процветало китайско-исламское искусство, когда арабы впервые появились при уйгурском дворе. Ислам был в моде, однако когда в уйгурский край стали прибывать во все возрастающем количестве арабские воины, он быстро стал чем-то большим, нежели просто модой.

Последний известный владелец. Павел Вадимович Зенский, главный инженер булунской рыбной консервной фабрики и комендант Булунского трудового воспитательного лагеря, каковые учреждения закрылись с развалом Советского Союза. Зенский продал ларец и то, что в нем находилось, вместе с письмом, завещанием (впоследствии утрачено) и записями эстонского поэта Якоба Харви неизвестному покупателю за неустановленную сумму.

В августе 1992 года, когда состоялась сделка, роль Зенского в ликвидации тысяч писателей-диссидентов в Булуне стала достоянием общественности. За два месяца до этого он был разоблачен как организатор ПСН (Патруля северных народов, посредством которого КГБ принуждало людей, принадлежавших к малым народностям Сибири, действовать в качестве неофициальных лагерных охранников в обмен на суррогат свободного существования), в результате чего был лишен роскошного дома на реке Лене. Скандал, заставивший его продать свою собственность, во многом зиждился на обвинениях в том, что он подговаривал охранников способствовать побегам известных писателей-диссидентов, чтобы потом лично захватывать их на территории якутского лагеря, окружавшего Булун. Пойманным писателям он обещал свободу в обмен на детальный отчет об организации побега с указанием помощников. Эти материалы он позже использовал для шантажа охранников, служивших под его командой. Что же касается пойманных беглецов, то он расстреливал их лично или приказывал убить их своим якутским наймитам. Один из пострадавших от действий Зенского охранников выдвинул против него эти обвинения, которые впоследствии были поддержаны показаниями всех оставшихся в живых охранников Булуна.

Зенский хранил у себя рукописи убитых им писателей, которые распродал, когда о его деяниях стало известно широкой публике. Его жена Людмила Яковлевна Зенская считала, что вырученные деньги ушли на взятки, с помощью которых ему удалось ускользнуть от преследования властей, а потом и вовсе уехать из России. Как бы то ни было, незадолго до суда он неожиданно исчез, и с тех пор о нем ничего не известно. Людмила Яковлевна говорила, что ее муж сам был весьма плодовитым поэтом и эссеистом. Он держал в памяти многие произведения, за которые его подопечные были приговорены к тюремному заключению. Однако его собственные литературные труды были отвергнуты всеми советскими издательствами, в которые он обращался.