Последняя королева - К. У. Гортнер

Я обняла отца, и он прижался ко мне почти как ребенок.

Толедо встретил нас белизной домов, выстроившихся вдоль извилистых улочек, и золотом мавританских дворцов, сиявших в лучах утреннего солнца. Крепостные стены были украшены разноцветными шелковыми флагами, с чугунных балконов свисали гирлянды, вымпелы и дорогие гобелены. Над долиной реки Тахо разносился звон колоколов собора. Под приветственные возгласы собравшихся по обочинам мы поднялись в гору по мощеной улице и спешились перед casa real, который служил временным пристанищем моей матери.

После яркого солнца, столь непохожего на солнце Фландрии, я смогла различить в главном зале лишь темную женскую фигуру у подножия возвышения. Отец вышел вперед в сопровождении вельмож. Когда приблизились мы с Филиппом, перед нами в почтительном реверансе присели пожилая маркиза де Мойя и внебрачная дочь отца – Иоанна Арагонская, жена кастильского коннетабля.

Сердце мое забилось сильнее. Остановившись на положенном расстоянии, мы с Филиппом опустились на колени. Послышался шорох юбок, и низкий голос произнес:

– Добро пожаловать, дети мои. Встаньте. Дайте мне на вас взглянуть.

Я встала – и тут же застыла. Не знай я, что передо мной моя мать, я бы ее не узнала.

Когда я ее видела в последний раз, она была крепкой и все еще привлекательной, пусть уже и немолодой женщиной. Я предполагала, что годы и пережитое горе вполне могли взять свое, но никак не ожидала увидеть хрупкую фигуру, худобу которой подчеркивало черное шерстяное платье – траур, который она носила со дня смерти моего брата. Под землистой кожей резко выступали скулы. Прежними остались лишь ярко блестевшие глаза, словно в них сосредоточилась вся ее жизненная сила, пытаясь задержать неумолимо уходящее время.

– Мама, – невольно прошептала я.

Она протянула ко мне руки, и я прижалась к ее сухопарому, пахнущему лавандой телу.

– Bienvenida a tu reino, – прошептала она в ответ. – Добро пожаловать в твое королевство.

* * *

Через несколько дней непрерывных празднеств отец взял Филиппа и его свиту с собой на соколиную охоту в плодородные долины вокруг Толедо. В тот же день мать послала за мной маркизу де Мойя.

Со дня моего приезда нам не удавалось побыть наедине. Идя вместе со старой маркизой к покоям матери, я живо вспомнила, как меня позвали к ней в последний раз, и ощутила знакомый холодок между лопатками. Тогда мать пригласила меня, чтобы сообщить о моем предстоящем замужестве; и на этот раз я тоже ожидала чего-то подобного. Во время торжеств в нашу честь она проявляла свойственную ей силу духа, сидела рядом с Филиппом и вступала в разговор, хотя по ее пожелтевшему лицу и неровной походке было ясно, что празднества ей в тягость. За все это время она ни разу не упомянула о союзе с Францией и о помолвке моего сына.

Маркиза остановилась у входа в покои, и я собралась с духом. Она повернулась ко мне – миниатюрная, серая, словно зола.

– Предупреждаю вас, ее величество не желает, чтобы ее воспринимали как инвалида. Будьте к ней терпимы. Ей многое пришлось пережить.

Кивнув, я натянуто улыбнулась и вошла в просто обставленную комнату. Мать сидела у окна, ожидая меня. Я присела перед ней, вновь почувствовав себя маленькой девочкой. Стоявшие в ее тени женщины исчезли, словно повинуясь невидимому жесту. Подавив внезапное ощущение беспомощности, я опустилась в кресло напротив матери. Теперь я была уже взрослой и вполне могла выслушать все, что она мне скажет, а затем ответить.

Слабо улыбнувшись, она окинула меня взглядом:

– Приятно видеть, что роды не испортили твою фигуру.

Хоть что-то осталось прежним, благодарно подумала я.

– Спасибо, мама.

Посерьезнев, она подвинула лежавшие на скамеечке распухшие ноги.

– А теперь поговорим.

Я попыталась отогнать тревогу. Да, мать была больна и явно чем-то обеспокоена, но никаких поводов для враждебности с ее стороны я не видела. В конце концов, я была ее наследницей, и вряд ли ей хотелось, чтобы прошлые разногласия омрачили нашу встречу. Но другая, более темная часть моего разума уже готовилась к бою. Мы с ней никогда не были друзьями, и видеть на троне она хотела вовсе не меня. Лишь смерть и потери все изменили.

Слова матери подтвердили мои опасения.

– Твой муж должен отречься от союза с Францией, прежде чем наши кортесы смогут пожаловать ему титул принца-консорта. Твой отец приложил немало трудов, чтобы убедить арагонских поверенных, что их глупый закон, запрещающий женщинам наследовать престол, не может быть выше столь тяжко завоеванного единства Испании. А после решения твоего мужа обручить вашего единственного сына и наследника с французской принцессой может стать еще хуже.

– Его зовут Филипп. Моего мужа зовут Филипп.

– Я знаю, как его зовут. – Мать помолчала. – И что он сделал, я тоже знаю. – Увидев, как я оцепенела под ее пронизывающим взглядом, она вздохнула. – Мне с тобой всегда было нелегко. Мы, как говорится, не родственные души. Но я в любом случае твоя мать и желаю тебе только добра. Я всегда тебя любила и продолжаю любить, даже если тебе казалось иначе. И я все знаю, Хуана.

– Все? – переспросила я, не в силах пошевелиться.

– Да. Подобное редко остается тайной при любом дворе, а тем более столь безнравственном, как у него. И я все понимаю, поскольку в молодости пережила то же самое. Я знаю, каково это – узнать, что твой муж ищет общества других женщин. Каково это – бежать от него, а затем простить его и вернуть, даже если он разбил твое сердце.

Меньше всего я ожидала услышать от нее о постыдном периоде моей супружеской жизни, который я надеялась забыть навсегда. Внезапно вспыхнувшее чувство близости обожгло меня словно огнем.

– Папа? – прошептала я. – Ты про его любовницу, которая родила ему Иоанну?

– Да, – кивнула она. – Мужчине всегда тяжелее хранить верность, а твоему отцу оказалось нелегко смириться с разницей в нашем положении. Как тебе известно, по законам Кастилии он мой король-консорт. Он не обладает монаршей властью, как я, хотя я сделала все возможное, чтобы возвысить его до моего уровня. Его обижало, что наша страна в первую очередь считает своей королевой меня, и он ходил к другим, простым женщинам, с которыми мог в полной мере чувствовать себя королем.

– Но он тебя любит. – Я не желала видеть отца с этой стороны, хотя и знала, что мать говорит правду. – Он всегда тебя любил. Каждый это знает.

– Любовь тут ни при чем. Я лишь сомневалась в его способности жить в моей тени. – Она подняла руку. – Но я позвала тебя не затем, чтобы рассказывать о своем прошлом. Время смягчает нас – как и я, твой отец стареет. С другой стороны, твой муж еще молод и, насколько я успела понять, весьма своеволен. Его раздражает слишком низкий, по его мнению, статус – для него это словно гноящаяся рана. Возможно, Филипп не столь легко согласится принять от тебя то, что я смогла дать Фернандо.