Крымская война - Алексей Трубецкой

Канробер и Боске решительно выступили против плана Бургойна и предложили императору высадиться севернее, на Черноморском побережье, а именно — в Варне. «С какой стати нам выбирать оборонительную стратегию? — заявляли они. — Следует выбрать наступательный вариант, а не позволять русским вторгаться в Турцию. Нужно развернуть свои силы там, где мы сможем предотвратить не оккупацию последнего участка турецкой территории, а оккупацию всей Турции».

Однако Наполеон настоял на своем, и было принято решение о высадке в Галлиполи. Девятнадцатого марта первый отряд французских кораблей отплыл из Марселя, а спустя двенадцать дней головная группа британской эскадры покинула Мальту. Их цели оставались нечетко обозначенными — «укрепление обороны». Пусть так, но где именно? Против какого рода нападения? Откуда? И наконец — а что делать дальше?

Город Галлиполи расположен на европейском берегу Дарданелл в крайней юго-западной точке пролива, откуда начинается Мраморное море. Укрепившаяся там армия способна одновременно контролировать входы в Дарданеллы и Эгейское море. Кроме того, оттуда войска можно быстро перебросить сухопутным путем в северном направлении (на Балканы или в Константинополь) или морским путем — в Азию. Так что план Бургойна был разумен и в случае выбора оборонительной стратегия, и для получения плацдарма с целью продвигаться на Балканы. В среду 6 апреля суда с британскими войсками подошли к внешнему рейду Галлиполи, французы прибыли на место еще раньше. На борту «Золотого руна» находился Уильям Рассел из газеты «Таймс», первый в мире настоящий военный корреспондент, который посылал в Лондон подробные и яркие отчеты очевидца. «Город представляет собой кучу жалких лачуг с десятком тысяч обитателей — турок, евреев и греков», — пишет Рассел. Командирам прибывших английских частей сообщили, продолжает он, что их консул отплыл навстречу им, «но должен вернуться до вечера». Далее из репортажа следует, что «лошадей в городе не достать ни за какие деньги… провизия довольно дорога… а французы, приехавшие первыми, заняли лучшие места».

Суда встали на якорь, но высадку войск отложили до субботы, чем обрекли людей на тоскливое безделье. «В чем причина? — задает вопрос Рассел и сам отвечает: — Да в том, что ничего не было готово! И несколько тысяч человек были вынуждены два с половиной дня созерцать чаек и вполглаза наблюдать за кипучей работой французов». Четкость и завершенность их действий восхитила корреспондента: «Лазареты, пекарни, повозки для перемещения военного снаряжения, запасов и багажа — все, что было необходимо для нужд и удобного размещения войска, ожидало прибытия французского флота. Англичан же в гавани никто не встретил — великую морскую державу представлял единственный пароход, принадлежащий частной компании».

В последующие несколько недель войска союзников продолжали прибывать, их число росло. Главными занятиями были поиски провизии, знакомство друг с другом и привыкание к соседству с турецкими подразделениями. Никакой спешки не наблюдалось, цель происходящего тоже не становилась яснее. Высший командный состав прибывал на место когда кому вздумается, и каждое такое событие отмечалось парадом или приемом. Принц Наполеон приплыл 30 апреля, лорд Раглан — тремя днями позже, Сент-Арно — седьмого июля, а герцог Кембриджский со свитой — девятого.

Затем состоялся торжественный смотр объединенной армии и парад, в котором приняли участие 22 000 человек. Султан дал официальный обед в честь герцога Кембриджского. Однажды над лагерем разразилась буря с громом, молниями и страшным ливнем, в результате чего некий лейтенант Макинтош утонул в потоке грязи. На следующий день руководство объединенной армии отбыло в Варну, где должен был состояться военный совет с участием Омар-паши, командующего турецкой армией. С момента объявления войны минуло восемь недель. Лорд Раглан плыл на «Карадоке», маршал Сент-Арно — на «Бертолле», а турецкие военный министр и министр внутренних дел — на своем паровом фрегате — то есть плыли они на трех разных кораблях, каждый — под своим флагом, каждый — со всевозможными удобствами. По завершении совета все четверо вернулись в Галлиполи, чтобы торжественно и пышно отметить день рождения королевы Виктории. «Это было великолепное зрелище», — писал Рассел. В параде участвовало 15 000 человек. Лорд Раглан и от 30 до 40 офицеров появились на плацу в блеске золотого шитья, над их головами колыхались пурпурно-белые плюмажи… Оркестр играл «Боже, храни королеву», но не очень дружно. Лорд Раглан занял место на трибуне, после чего грянул салют корабельных орудий и под звуки вновь зазвучавшего гимна полки склонили знамена до земли. Вот как описывает церемонию Рассел:

Зрителей у этого внушающего благоговейный трепет спектакля во славу ее величества набралось не так уж много. Особенное раздражение англичан вызывало крайне малое число присутствующих на торжестве турок — британцев с самого начала поражало равнодушие их союзника почти ко всему происходящему. Рассел заметил трех-четырех всадников в сопровождении слуг и пару карет с дамами, чьи лица скрывала чадра. Хотя в двух километрах от британского лагеря находился Скутари со стотысячным населением, это не увеличило сколько-нибудь заметно количество любопытных турок. Местных греков было значительно больше, пришло и немало иностранцев, одетых по последней парижской моде: если бы не минареты и кипарисовые рощи, можно было подумать, что вы присутствуете на великосветском загородном приеме недалеко от Лондона.

В течение девяти недель, которые союзники провели в Галлиполи, готовясь к сражению, турки уже воевали на берегах Дуная и показали себя очень неплохо. Омар-паша организовал надежную линию обороны от Вадина в крайней западной точке Валахии до Констанцы на побережье Черного моря длиною в 480 километров. Хотя ряд укрепленных поселений на южной стороне Дуная пали (важнейшее из них — Силистрия), оборона не была прорвана и продвижение русских войск удалось остановить. «Дикие, ненадежные, неумелые» и т. д. турки успешно действовали против стотысячной армии, вторгнувшейся на их территорию с севера.

Весьма низко оценивая военную силу турок в начале кампании, союзники не приняли во внимание, что регулярная армия султана была одной из старейших и опытнейших в Европе. Пусть и не самая эффективная по западноевропейским меркам, она без сомнения оставалась одной из крупнейших — ее численность достигала 300 000 человек, причем половина этого количества постоянно находилась под ружьем, а вторая половина составляла резерв. Две трети постоянной армии располагались в Константинополе, и эти части были хорошо вооружены, обеспечены всем необходимым и обучены иностранными инструкторами. Войска, расквартированные вне Константинополя, по словам Сент-Арно, представляли не столь отрадное зрелище. Маршал отмечал их «плохое вооружение, плохое обмундирование, нехватку лошадей». Что касается резервной части армии, то там не было ни оружия, ни офицеров; к тому же резервистов, как правило, никто не обучал.