Нерушимый 4 - Денис Ратманов

выход на нашу половину. Втроем бегут на одного. Что, блин, Саныч рассказывал? Упустили? Ух, лоси… Бегут — земля дрожит. Центрального сопровождает наш опорник, Лабич. Буду думать, что тут все в порядке. Кому их нап отдаст? Налево или направо? Ну-у-у… Жадный какой… Единал. Слыша дыхание нашего защитника позади, просто и тупо бьет перед собой. Трое их было, трое! И так бездарно профукали…

Легко беру мяч и тут же рукой — далеко направо, Левашову. А они же выбежали! Выбежали! А-а-а! Погосян. Пас Рябову… Вперед, братва!

Замельтешили наши и их защи, закрыли обзор. Возмущенно взвыли трибуны — аж Звягинцев вскочил, руками разводит.

Гол! В этот раз отличился Рябов. А вон кучка наших болел скачет, флагом машет.

Нечего тут устраивать мне ужасы всякие. За своими воротами следите. Хе-хе…

На трибунах резко обрезало шум. Вот он был — и нет. Болельщики обдумывают случившееся и понять не могут, как же так? Такое же состояние у игроков. В боксе это называется «грогги». Типа — что это было? Типа — а как теперь?

Наши же снова выстроились, четко, как на тренировке, перепасовываются, ожидая любой ошибки, любой щели среди защитников. «Соколята» уже не в три линии — они просто все вместе выстроились перед своей штрафной, изредка выбрасываясь на ближний мяч. Ну-ну, повыбрасывайтесь еще… Порискуйте, ага. Вы еще финтов не видали. Стеночек и прочего не чувствовали. Сейчас, сейчас…

А, нет. Снова мне пас. Поддавили слегка — ясное дело. Аккуратно пасую ближнему, Думченко — пусть разводит, ему там ближе и виднее.

С одной стороны, так играть приятно. Смотрю, как тренер, только сзади. Слежу за мельканием мяча. Слышу тупые удары и покрикивание друг на друга. А вот и Сан Саныч включился. Он-то что? Ведь выигрываем же! Нет, не сидит. Кричит, чтобы накрывали, чтобы перехватывали, грозит кулаком центральным защитникам. А они уже вперед пошли, оставив свое место юрким и быстрым крайкам.

Ну, правильно. Если плотная оборона, всегда есть возможность навеса и удара головой. А центральные защитники традиционно — те еще жирафы. Тут маленьких нет. И будет у них в штрафной: наши нападающие плюс наши защитники.

Вон чего они вперед двинулись — угловой! Так-то нас учили, что угловой — преимущество атакующих. Тут же нет положения вне игры. Мяч же вводится с угла поля, и можно хоть в воротах стоять… И оп-па. Я даже не кричу — чего тут кричать? Вот эта толпа высокорослых, мешая друг другу и загораживая вратаря, как-то выпрыгнула, как-то рассыпалась, и Бурак в упор головой в угол. Ты-дыщ! Их вратарь даже не шевельнулся. А чего шевелиться? Тут или твой мяч, если чуть ближе к воротам пролетает, или уж — как повезет. Не повезло.

И свисток.

А я и не устал чего-то.

— Саныч, а я и не устал ведь!

— Не устал, так вернись на поле. Пусть запасные постучат тебе. Иди-иди, разговор не для тебя в перерыве. Нечего торчать в помещении в такую прекрасную погоду!

Погода и правда прекрасная. Не давит жарой, не сквозит в спину холодом. Играть и играть. Я глянул на Звягинцева с Аленой: нет коннекта, черт побери!

Ну, постоял, поотбивал, половил. Ребятам тоже полезно побить по воротам. И мне полезно — подвигаться. А то…

И снова свисток. И снова игра.

А мне — что? Я в домике. Наши сразу прижали, а счет-то 0:3, если по правилам объявлять. То есть хозяева — ноль, наши — три. По такой игре и правда можно навтыкать. Мне нравится.

Интересно, какую накачку давал тренер в перерыве? Как мотивировать, когда уже три мяча преимущество?

Оставалось сыграть какие-то полчаса. Преимущество выдающееся. Наши давят и не запыхались — силы есть. И вдруг — прорыв на нашу половину поля.

Ну, кто же так…

Ведь сказано было, сказано! И не раз!

Снова перехват, резкий пас вперед, снова вывалились… Только теперь хотя бы три в два. Ну, полегче. С другой стороны, они сейчас тупо лупить и не будут.

Пас направо — наш защитник, Думченко, смещается в сторону. Пас налево — резкий пас, как удар почти. А этот-то принял и шаг сделал вперед, и к нему катится наш Колесо. И тут же пас обратно, а их центровой не стоит, несется, топает… Вот как они это сделали? Пас — прямо в ногу.

— Я! — кричу своим, прыгая рыбкой вперед.

Вот мяч, вот мои руки, вот его ноги — тут не ошибиться, не схватить бутсу — будет пеналь… Есть! Вышиб! И сразу — удар в плечевой сустав, да такой, что искры со слезами из глаз. И рука отнялась.

Нападающий, продолжая движение, проталкивая мяч, тупо пнул мимо. А мимо мяча — это по мне, значит. И рука не слушается, болит, сука!

Превозмогая боль, я вскочил, показал парням на угловой, махнул всем, чтобы бегом возвращались. И сел в штрафной. Рука — не поднимается. И сразу гул в голове, жара… Невозможная жара! Попытался помахать руками, чтобы размять, «расхрустеть» плечо, приготовиться к угловому.

И упал. Ой… Крикнуть бы надо, а не могу. Шепчу:

— Тренер, замену!

Больно!

Откинулся на спину, смотрю в небо. Обидно, блин! Седьмой тур, только играть начали! Если бы кто-то умел считывать мои желания, то понял бы: больше всего я хочу, чтобы это был просто ушиб. Отрицание — первая стадия принятия неизбежного.

Судья повертел головой и разрешил выйти медикам. Набежали, попрыскали, лед приложили. Пощупали осторожно, не нажимая. Машут руками: замену давай! Наш запасной вратарь, Васенцов, засуетился — а кто бы был готов, когда столько матчей в запасе?

— Ушиб? — с надеждой спросил я у врача, попытался поднять руку, и в глазах потемнело от боли.

Димидко, который старался следить и за игрой и быть в курсе, что со мной, замер и вытянул шею, прислушиваясь.

— Не двигаться, — рявкнул медик. — Ишь, шустрый какой! Ушиб, ага. Как бы не оскольчатый перелом. — Он замах своим. — Носилки, носилки сюда!

Сан Саныча перекосило, он покачал головой и рванул на поле, крича:

— Что окоченели! Работаем, работаем!

Пока ко мне бежали медбратья с носилками, я отыскал места, где сидели Алена и Звягинцев, сфокусировался на них…

Есть контакт! Они что-то оживленно обсуждали, и Звягинцев тыкал пальцем вроде бы в меня. Неужели узнали? Впрочем, неважно. Важно, что мне удалось их познакомить. И если я хоть немного знаю себя прежнего, Звягинцев найдет в себе силы бросить Катю, жену-пилу, и будет наконец счастлив. А там, глядишь, и за себя возьмется, брюхо