Опосредованно - Алексей Сальников

В «Пятерочке» сыра не было, то есть в принципе был, но уже в каком-то сомнительном состоянии, такой как бы уже немного адыгейский, только «Российский» выглядел туда-сюда, в макароны бы он сгодился, но Лену выводило из себя непредсказуемое, очень варьирующееся в нем от раза к разу, количество соли. «Кировский» магазин чуть подальше выглядел более замызганным, но лучше, чем когда там стояла витрина для готовящейся тут же курицы гриль, и висел ценник, где курица гриль именовалась курой. Царил в магазине этакий советский торговый мрак, серый каменный пол лежал еще с тех времен, но с продуктами было получше, чем в «Пятерке». По пути в сырный отдел Лена отвлеклась на двух мальчиков, вынутых будто из детского фильма пятидесятых, таких с чубчиками, в каких-то непонятных вельветовых штанах, у одного на голове была даже тюбетейка. Они стояли, наклонившись в открытый холодильник с мороженым, и ничего не собирались, кажется, покупать, а просто освежались, на обратном же пути, именно из-за них, минут на десять застряла у кассы, где они выбирали чупа-чупс и все не могли определиться, какой им купить, от финансовой помощи все удлиняющейся очереди они гордо отказывались, завуалированные угрозы и открытое раздражение нетрезвого мужчины с корзинкой «Охоты-крепкой» – игнорировали. «У меня трое у самой, – громко сказала женщина-кассир, когда дети ушли, – вроде всегда этот цирк на глазах, но все равно никогда не надоедает».

Солнце показалось особенно тяжелым после кондиционеров магазина. Лена шла так неторопливо, что ротвейлер на поводке успел неспешно сунуть свою харю в наморднике в ее пакет, но раздражение от задержки в очереди, включившееся с опозданием, не успело выплеснуться на собачника и утянутого в сторону пса, нисколько не застеснявшегося упреков хозяина. Придумалось, потому что ритм совпадал с черновиком:

Однако и из этого ничего не получилось, зря только обгрызла маникюр, так что пришлось обстригать и остальные ногти, все уперлось в ржавый коленвал просодии, который должен двигаться, но лежит, но при этом движет словом, в какую-то воронку логического вывода все устремлялось, утекало, как из математического бассейна, но и наполнялось из другой трубы, поэтому текст никак не заканчивался, а только разрастался совершенно бессмысленно.

Духота была такая, что даже открытое окно не помогало, когда кипящая в кастрюльке вода превратила кухню в сауну. «Фу, как тут жарко», – сказала Вера, с ходу определив, где находится мать, закончив у холодильника свое слитное движение по дому, начавшееся ударом всего тела в тяжелую для нее входную дверь и особым легким грохотом сбрасываемых кроссовок. «Фу, какая ты скользкая!» – сказала Вера, проведя пальцем по Лениной руке, Лена покосилась в сторону прикосновения и увидела сухую дорожку на своем предплечье. Лена вздохнула: «Да уж».

«А папы не было, – сказала Вера, будто отвечая на вопрос. – Кажется, его тетя Маша выгнала». На эти слова Лена отреагировала неопределенным выражением лица, с таким говорят не очень удивленное: «Ну надо же!», на какое-нибудь исчисляемое знание, почерпнутое из детской энциклопедии, вроде расстояния от Земли до Луны, или количестве населения в той или иной стране. «Но так-то все нормально прошло, весело было?» – поинтересовалась Лена без любопытства, а поскольку топила в это время спагетти в кипятке, то дождалась только: «Фу, макароны опять», и один близнец сменился другим. «Оля с тобой хочет поговорить», – сказала Аня. «Передай ей, что сейчас доделаю и приду, недолго уже осталось тут париться». Накатила закономерная тоска, о какой Лена целый день не задумывалась, а именно, что сейчас будут давать советы, либо просить советов, либо желать некого хотя бы обсуждения того, что случилось. Не хотелось опрометчиво нагрубить Ольге, а вместе с этим было желание сказать кому-нибудь что-нибудь резкое, сорвать на живом свою копящуюся досаду и литературную скуку. «Кота завести, чтобы в случае чего “пшть” – и он бы бежал, уши прижав», – придумалось ей, и стало чуть легче, будто действительно имелось в доме животное, и Лена его шуганула.

Разговор стал бы проще, кабы не Вера, висевшая на сидящей Ольге, как холщовая сумка через плечо, и не Аня, приведшая Лену в беседку под локоток прохладной мягкой рукой, да так и оставшаяся рядом. Причину, по которой девочки должны были уйти, Лена придумывать не желала; да, это было как бы не их дело, но как опять же не их?

«У мамы опять начался этот дикий период, когда никто ей не нравится, а особенно ей не нравятся нормальные мужчины, а хороши только фрики всякие, от которых мороз по коже, да алкоголики. Еще, кажется, по наркоману было, один травокур был, другой вроде как кололся, но он сам ушел, хотя мама за него цеплялась не знаю как. Не как за папу, короче».

«О, так это такой разговор, из тех, когда можно вот так вот руку на стол положить и слушать, даже не особо его поддерживать», – догадалась Лена.

«Я понимаю, тетя Лена, что это вас злит немного, а может, и сильно злит, потому что воображение у меня есть, и чувство вины частично за то, что мы с мамой натворили, тоже, конечно, есть. Просто раньше поводов об этом поговорить не было».

За злость Лены на нее лично Ольга, очевидно, приняла то, что Лена, пока Ольга говорила, барабанила пальцами по столу, Лена же убеждалась, насколько укороченные ногти удобнее, как приятно ими стучать.

«Понимаете, она, что называется, сложный человек, – продолжила Ольга. – Это такое название корректное для бабы, на самом деле, не знаю, которая постоянно погружена в свои фантазии о каком-то волшебном мужчине, который необязательно должен быть хорош для окружающих, лишь бы для нее был любимым таким. А чего она хочет, она сама не знает, кого она может полюбить, кроме себя самой, – неизвестно. Она ведь заводит мужчину, а сама при этом может шлындать в поисках нового, в поисках идеального варианта, а что там дома происходит – ей пофиг совершенно. Героиновый вот этот наркоман, как ни странно, который от нее сбежал (что не странно вовсе), он еду домой носил, понимаете, тетя Лена, ужин готовил, пока ее дома не было ни вечером, ни ночью, ни с утра, какой-то завтрак мне собирал. Она при этом еще переписывалась с каким-то мужиком из Сочи, потому что всегда мечтала жить на берегу моря, не знаю, или чтобы вид лыжного курорта из окна открывался. И вот этот постоянный конвейер мужиков, вечных каких-то холостяков, странных каких-то типов, иногда до жути безобидных скромняшек таких между сорока и пятьюдесятью. Раз в неделю очередной хахаль с утра здоровался на кухне или пытался по-тихому свинтить. Не хочу, чтобы это было у Никитки. Понимаете?»