Сектор обстрела - Игорь Моисеенко

— Принял…

— И скажи своим людям: вершину пусть не отдают, но пока ты не выйдешь на тропу — ни одного выстрела.

— А Вахед?

— Отправь к источнику человека. Самого легкого в походе…

Низари начинал уже раздражать: "Чем они там за перевалом думали, когда отправляли ко мне этого далай-ламу? Как ему вообще целый отряд доверили?"

Но приходилось терпеть. Они никогда не ладили. Даже после трагедии в Тура Буре не ладили. Маски взаимного уважения, которые они натягивали на лица при встрече, были насквозь изъедены червоточинами неприязни. Оттого и разделили их после курса подготовки. Тахир отправился в Нангархар, а Низари остался возиться с новичками. И вот теперь их снова свели вместе. Утешало только то, что по окончанию операции Низари со своим войском уберется обратно.

Смесь жажды мести за Рустама, ненависти за позор и унижение, за растерзанное будущее, за рогатые троллейбусы и поливаемые майским дождем девятиэтажки, которых ему больше никогда не видеть, за маму и родных, которые никогда его не дождутся, бурлили в нем, переворачивая все естество. Сами собой навернулись слезы. Руки затряслись, как у алкоголика. У Богдана не осталось сомнений — за тем бруствером был его личный враг. Перед глазами стояла ненавистная ухмыляющаяся рожа, а в ушах звенела фраза: "Увидимся, зема!" Губы окрасила тоненькая струйка крови. Подпрыгнувшее давление погнало ее через разбитые десны.

Ротный, ошарашенный столь разительной переменой в состоянии сержанта, спросил с опасением:

— Ты чё, сержант?

— Это он, товарищ старший лейтенант!

— То есть?

Белоград отвернулся, чтобы спрятать глаза. Тут же ротный вспомнил рассказ сержанта о происшествии на дороге и понял все без слов.

— Не может быть. Иди ты… Откуда ты…?

— У него ППШ был.

— Иди ты…

Ротный переварил известие и тут же спохватился:

— Погодь, погодь… Не спеши, не спеши.

Белоград поднял голову и с идиотской улыбочкой уставился на командира. Ротный только сейчас понял, что Белограду сейчас любые распоряжения "до Фени". Фактически он уже вживался в роль то ли покойника, то ли зэка. И в горы вместе с ротой пошел, как тупое животное, следуя привычке подчиняться. Но сейчас этот внезапно повзрослевший мальчик скорее смахивал на раненого зверя, которому неосторожный охотник дал единственный шанс вцепиться ему в глотку. Кузнецов понял, что за этот шанс Белоград точно так же перегрызет горло любому, кто встанет на его пути.

— Ты успокойся, — старлей понизил голос, чтобы доверительных ноток не услышали остальные подчиненные.

Сейчас Кузнецов хотел помочь парню, но как, еще и сам не знал. Единственное, что он явственно понимал, так это то, что судьба дает шанс Белограду и этот шанс нужно использовать. Интуиция подсказывала ротному, что спешить сейчас нельзя.

— Ты вот что… Я понимаю, Богдан, что у тебя в душе творится…

Белоград внутренне собрался. Ротный никогда не обращался к нему так непривычно по-свойски — по имени.

Кузнецов заметил, что сумел отвлечь Белограда и продолжил:

— Давай поразмыслим. Смотри-ка… Он — единственный, кто может рассказать все трибуналу. Соображаешь? Его нельзя убивать. Он живой нам нужен. А расскажет он, ты ж понимаешь, все, что нужно нам. Я так особистов озадачу… Богдан, подумай… Это твой шанс… Его нельзя мочить…

Идея развивалась в сознании старлея по мере того, как он ее излагал. Он и сам так разволновался, что забыл о необходимости соблюдения дистанции с подчиненным. Тем более, что подчиненным сержант оставался только до конца этой операции. А там: парня уведут особисты, возьмут показания у комсостава, характеристики на военного преступника — бывшего сержанта и бывшего кавалера "Красной звезды" Богдана Белограда, и поминай, как звали.

Богдан, изобразив процесс осмысления, через секунду произнес:

— А Рустам?

Вмешался Белинский:

— Знаешь, Дан, есть поговорка такая иранская: все мы приходим в одно и то же место.

Кузнецов продолжил:

— Такого как Рустам больше не будет, конечно. И за него ты еще ответишь. Ничего в этой жизни не проходит бесследно.

— Один мудрый человек сказал: мы платим за каждый шаг по этой планете, — утвердительно качая головой, поддержал Белинский.

— Рустама жаль, конечно. Только его не вернешь уже. Рустам уже на небесах, а тебе еще жить нужно, — добавил Кузнецов.

— А мы за что платим?!.. И где мне жить!? Меня на свободе чуть свои не убили! — едва не закричал на командира Белоград.

Ротный вскипел:

— Баран, бл…! В тюрьме тоже люди сидят. И если мы его живым возьмем — статья совсем другая. Преступная халатность — не убийство. И сидеть будешь в Украине. Там тебя никто не тронет. И то, если будешь… Я все сделаю. Китаев за меня до главкома дойдет. Или ты хочешь, чтобы его смерть так и осталась на тебе? Или так оно и есть???…

Белоград прекрасно понимал, что ротный все же верит ему и последней фразой "берет его на пушку".

— Что я должен сделать? — после короткой паузы, уже спокойнее произнес Белоград.

К тому времени план у Кузнецова уже вполне созрел.

— Я понимаю… Мои приказы тебе… Но кроме тебя, его никто так не снимет. Так что… Все в твоих руках. Ты должен снять его так, чтобы он не мог больше ни отстреливаться, ни уйти. Но должен остаться жить. Прострели ему, что хочешь. Но так, чтобы через два часа мы его живым взяли.

— А если он не один? Они ж тоже трупы не оставляют. А раненых — тем более.

— Если не один — мочи всех, кто попробует к нему подползти. А мы тем временем высоту возьмем. Ты здесь останешься. Мочи всех, кто башку высунет.

Богдан понял все по-своему: сейчас командир собирался ради него подставить под пули всю роту. Про себя он подумал: "А если их там десятка два? Пацанов на полпути порешат. И как потом жить?.."

Кузнецов будто прочитал его мысли:

— За ребят не переживай. Никто их под стволы ради тебя не поведет. Я все равно высоту гаубицами обработаю. А там уж — как тебе повезет. Если его не разорвет в куски — считай, ты счастливчик.

При последних словах командира Белоград печально улыбнулся.

Ротный на эту ухмылку отозвался:

— Если его судьба привела на эту сопку, под твой прицел — это уже твоя удача. Хотя… Кто знает, кому больше повезло: нам или Рустаму?

Пока ротный рассуждал, Белоград занимался винтовкой. Оттянул затвор — из казенки уже торчала гильза патрона. "Молодец, Масленок. Держит винта заряженным". Отстегнул магазин и едва не выругался. Красный налет ржавчины на пружине был еще не самым страшным сюрпризом. Коробка была набита патронами с чёрной головкой и красной полосой, вперемежку с зелеными. Волна возмущения захлестнула Богдана: "Разрывной — трассер, разрывной — трассер. Твою мать!"