Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант

Самым важным результатом этого юридического скандала стала реорганизация юридической системы в Англии. Реформа была поручена новому главному судье суда общих тяжб Джону де Метингему – одному из двух членов изначального состава суда, избежавшего чистки. В 1292 году он и его соратники были включены в комиссию по выбору из каждого графства некоторого количества наиболее обещающих студентов, изучавших право, чтобы прикрепить их к судам либо в качестве младших адвокатов, либо практикантов к адвокатам высшего ранга или servientes ad legem (слуг закона), которые вели дела перед королевскими судьями. Они должны были обладать монополией, а определять их количество, установленное для начала как 140, должны были судьи, которые могли добавить столько, сколько требовалось. Другими словами, сами юристы должны были воспитать молодое поколение и привести в порядок образование и правила практической деятельности.

Это стало началом нового научного образования, находящегося вне церкви и независимого от нее. Спустя столетие после того как Генрих II вынужден был признать иммунитет клириков от светского правосудия, его правнук учредил светское обучение общему праву в качестве альтернативы римскому праву, которое, как и любую другую форму знания, Церковь в своих университетах преподавала только своим питомцам. Новое образование было основано на судебной практике и требовало четкой ясности мысли и речи. Его получали не у теоретиков в лекториях и библиотеках, а в битком набитых судах, где, под присмотром королевских судей, быстрые и тренированные умы профессионалов противостояли друг другу, когда мастера судебной науки, мысля и споря, стоя на ногах, изыскивали лазейки для подгонки противоречащих друг другу обстоятельств своих клиентов в строго определенную структуру приказов и процедур общего права.

Эти новички или подмастерья помогали и работали на своих старших коллег точно так же, как это происходит и сейчас, посещая их консультации и слушая поединки их словесных состязаний со скамей под названием «стойла» (cribs), расположенных по бокам судебной залы. В год, когда король доверил их образование своим судьям, появилась первая «Годовая книга» – записи о делах, их рассмотрении, а также судебные замечания, сделанные для молодых адвокатов, чтобы помочь им ориентироваться в лабиринте законов. Изложенные на официальном французском языке, использовавшемся в судах, они состояли из коротких памяток, включавших судебные аргументы и перебранки, исключения и ответные речи крупных адвокатов высшего ранга, которые властвовали в судах в конце XIII – начале XIV веков – Лоутера, Хейема, Говарда, Гертпула, Гентингдона, Спигонела – а также прерывания забывшихся судей и, часто, казуистические комментарии судей. «Бросай шуметь и убирайся отсюда», – прерывает главный судья Хенгем слишком настойчивого защитника. «Возвращайся к сути дела, – приказывает его преемник Бирфорд, – ты говоришь об одном, они о другом, так вы никогда не договоритесь». И когда мудрый советник пытается выиграть процесс, доказывая, что: «Мы уже видели, как ущерб был компенсирован при подобных обстоятельствах», Бирфорд отвечает: «Ты не увидишь этого до тех пор, пока я здесь нахожусь». «Где вы видели ручательство опекуна на приказе о вдовьей части», – спрашивает другой судья и, когда неосмотрительный адвокат отвечает: «Сэр, прошлым летом, и это подтверждает суть дела», следует сокрушительное заявление: «Если ты его найдешь, я отдам тебе мою шляпу!»

Значение этих «годовых книг» – а ни одна другая страна не имеет чего-либо подобного – очень велико, особенно в те годы реформ, когда судьи своими утверждениями и прецедентами помогали сформировать будущее направление закона. Некоторые из них, подобно Хенгему, создавали их даже в палате королевского совета. «Не скрывай недостатков статута, – отметил он как-то, – мы знаем его лучше, чем ты, ибо мы его создали». «Решение, вынесенное теперь вами, – напоминает советник в суде при разбирательстве другого дела, – станет затем властью в каждом quare поп admissit в Англии». Несмотря на всю свою настойчивость на жестких правилах судебного рассмотрения дела и судебной процедуры, такие судьи четко сознавали обширные дискреционные полномочия к исполнению правосудия и беспристрастности (справедливости) правосудия, делегированных им их венценосным господином. «Ты, нечестивый негодяй, – так судья Стаунтон прервал бесчестного атторнея, который просил за выдачу postea (официального заявления о ходе судебного процесса) в нарушение правил беспристрастности правосудия, – ты никогда не получишь его! А за то, что ты, чтобы задержать выдачу женщине ее вдовьей части, подтвердил и не выпустил приказ о призыве своего поручителя в суд, этот суд вознаградит тебя помещением в тюрьму»[182].

Ученики адвокатов не только вместе обучались в судах. Они вместе жили на постоялых дворах (иннах) или общежитиях, под руководством своих старших членов. В зеленом предместье Холборна и в низинах Темзы между Вестминстер холлом и лондонскими западными стенами в годы расширяющейся судопроизводственной деятельности, которая последовала за законодательными реформами Эдуарда I, появилась целая колония таких холостяцких поселений. Содержание такого постоялого двора, кажется, стало исключительно выгодным источником дохода для старейшин юридической профессии, ибо некоторые из них содержали несколько таких дворов. Клерк канцелярии по имени Джон де Тамуорт имел в царствование внука Эдуарда не менее чем 4 инна рядом с Феттер-Лейн. Подобные инны содержались и для клерков канцелярии. Почти все они сдавались внаем церковными корпорациями или сановниками – тамплиерами, госпитальерами, доминиканцами, приоратом Св. Варфоломея, женским монастырем Клеркенуэлла, Миссенденским аббатством, епископом Илийским – теми, кто владел большинством земель к западу от Лондона. Хотя они никогда формально не являлись корпорациями подобно церковным колледжам и холлам для постоянного проживания в Оксфорде и Кембридже, они помогали создать кастовый дух и выработать стандарты профессионального поведения среди тех, кто изучал и отправлял право. Многие из них освоили практику проведения юридических дебатов или учебных судебных процессов; когда в 1344 году Клиффордс Инн (юридическая корпорация Клиффорд) был сдан в аренду общине подмастерьев права, одно из его правил гласило, что «каждый член обязан в свою очередь продолжать традицию эрудиции и учения в указанном инне, которые характеризуют барристера»[183].

* * *

Весной 1290 года, продолжая чистку юридической профессии, король собрал другой парламент в Вестминстере – «обсуждение», как он назвал его, «с нашими верными поданными». Он заседал беспрецедентно короткое время – около трех месяцев – и утвердил и одобрил огромный том юридических и других дел, чьей целью было удостоверить, что все – король, магнаты, поземельное джентри и купцы – получили то, что заслуживали. Он одобрил законодательную деятельность Эдуарда, начавшуюся первым Вестминстерским статутом 15 лет назад, прерванной двумя валлийскими войнами и его визитом в Гасконь и продолженную в Вестминстере и Винчестере в 1285 году. На семейном съезде в монастыре его матери в Эймсбери, собранном для обсуждения условий брака его дочерей с наследником Брабанта и герцогом Глостера, было решено просить феодальных держателей короны об увеличении обычных вспомогательных платежей, налагаемых по такому случаю. Ибо благодаря распаду старых феодальных ленов сумма, которую теперь можно было с них получить, чрезмерно сократилась. Но, поскольку такое же сокращение произошло и в феодальных доходах магнатов, сделка застряла между ними и короной. Тем, что стало известным по своим первым словам Quia emptores[184], все фригольдеры, как крупные, так и мелкие, защищались от практики субинфеодации[185] которая грабила их посредством использования дополнительных прав феодального держания. Наиболее ценными из них были брак, опека – право получать выгоды с держания, пока наследник его являлся несовершеннолетним – и выморочное имущество (escheat) – возврат такого имущества, если держатель умер без наследников или совершил тяжкое преступление, что в те суровые и жестокие годы часто случалось. Кроме того, если держатель пожалует свой лен покупателю земли за чисто номинальную службу, подобно паре перчаток или розе в середине лета, его лорд не может от него ничего потребовать кроме как возращения обратно той самой мелкой услуги, которую он оговорил, если он оставит несовершеннолетнего наследника, умрет без наследников или совершит тяжкое преступление. Чтобы положить конец такой явной несправедливости, вызванной разделением денежной стоимости земли и феодальными повинностями, принадлежащими ей, Quia emptores вообще запретила субинфеодацию. Держатель мог все еще распоряжаться своей землей, и его право на это было теперь ясно признано, но феодальные повинности, принадлежащие его держанию, автоматически переходили к покупателю. В конце концов предотвращением дальнейшего расширения нисходящей феодальной цепи и формальной легализацией продажи земли, находящейся в простом держании, статут ускорил упадок феодализма. Ибо тогда он служил, как и предполагалось, ясным целям облегчения свободы купли-продажи и защите прав феодальных лордов и короны.