Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант

Эдуард утвердил договор 28 августа в Нортгемптоне. Он со своей королевой покинул Вестминстер в конце июля для обычного летнего паломничества по среднеанглийским святым местам, слушания дел и приема петиций, а также охоты в лесах Уилтвуда, Рокингема и Шервуда. Следующий парламент был созван осенью в Клипстоне в Ноттингемшире, чтобы конфирмовать устройство дел обоих королевств, которое король с таким триумфом достиг, и оговорить условия для европейского крестового похода, который он поклялся совершить.

25 октября, в его любимом охотничьем замке в ноттингемширских лесах, окруженный магнатами королевства Эдуард огласил свои планы о рыцарском христианском предприятии, которое должно было стать вершиной и главным делом его жизни. Была достигнута договоренность с папой, что крестовый поход начнется осенью 1293 года, на пятьдесят седьмом году жизни короля. Незадолго до этого он отправил ярмутский корабль в Берген, хорошо обеспеченный «грецкими орехами, сахаром, имбирем, фигами, изюмом и имбирными пряниками», чтобы доставить королеву Шотландии от отцовского двора в Норвегии в ее собственное королевство и к будущему супругу.

Но через несколько дней после того как Эдуард встретился со своим парламентом в Клипстоне, он получил волнующее письмо. Оно было написано одним из самых страстных защитников союза обеих корон, Уильямом Фрейзером, епископом Сент-Эндрюса, который писал о себе как «о его доверенном капеллане (духовнике), Уильяме, Божьей волей скромным министром церкви Сент-Эндрюс». В нем содержался слух, что после бурного пересечения Северного моря «Дева» умерла в Оркни в конце сентября. Но еще более, зловещим было то, что Брюсы и другие шотландские знатные роды, выдвигающие требования на трон, теперь собирают вооруженные силы. «Страх войны и смертоубийства, – заканчивалось письмо, – пока Всевышний, с вашей помощью и хорошей службой, не дарует быстрое избавление. Если окажется, что наша вышеуказанная госпожа покинула этот мир (возможно, это и не так), пусть ваше величество удостоит, если ему будет угодно, своим приближением к маркам для объединения с шотландским народом и для спасения от кровопролития, так чтобы преданные люди королевства могли не нарушать свою клятву и поставить во главе их короля, который должен наследовать в порядке преемственности, если случится, что он последует вашему совету».

До того как пришло подтверждение, более страшные новости достигли короля. Его королева внезапно заболела в Харби в Ноттингемшире. 28 ноября она умерла у него на руках. «Моя арфа плачет, – написал он, – при жизни я любил ее нежно, и моя любовь никогда не станет меньше даже при ее смерти». Она являлась его неразлучным спутником на протяжении тридцати шести лет и родила ему тринадцать детей, из которых семеро умерли до нее. С тех пор он утратил путеводную звезду в своей жизни, которая вела его по праведному пути.

Когда пораженный горем король следовал за телом своей жены в длинном кортеже в Вестминстер, в каждом городе и деревне, где отдыхал кортеж, он клялся воздвигнуть крест в память о ней. В Линкольне, Грентаме, Стемфорде и Геддингтоне, в Хадинстоне, рядом с Нортгемптоном, в Стони Стратфорде, Вобурне, Данстебле, Сент-Олбансе и Уотеме, в Чипсайде и деревушке Чаринг-кросс поблизости от его Вестминстерского дворца, в следующие несколько лет появились красивые каменные мемориалы, выражавшие его любовь к ушедшей супруге. Три из них сохранились до сих пор. Сильно поврежденные временем и иконоборцами, своими скрытыми нишами и тонко выточенными статуями, свободно текущим лиственным орнаментом и узором, башенками, флеронами и тонкими венчающими их крестами, они представляют собой изящные примеры новой декоративной английской готики, которая под влиянием эдвардианского двора начала вытеснять строгость ранней английской готики.

В соответствии с тогдашней практикой бальзамированные органы королевы были захоронены отдельно. Ее внутренности поместили в церкви Богоматери в Линкольне, а сердце, помещенное в золотую раку, сделанную Адамом, золотых дел мастером, – в новой доминиканской церкви (или церкви черных братьев) в Бридуэлле. За неделю до Рождества ее тело было захоронено в аббатстве, для которого Эдуард нанял затем скульптора Уильяма Торрела, дабы воздвигнуть над могилой ее позолоченное изображение. Затем, упрятав далеко все счастливые воспоминания о своем прошлом, король отправился в монастырь Бономм в Эшридже, основанном его кузеном, Эдмундом Корнуольским. Там, в холодном уединении буковых лесов он и провел Рождество.

Смерть не только отняла у Эдуарда его королеву. Она лишила его благоприятной возможности. Хотя не в его натуре было предаваться отчаянию. Просьба шотландских вождей рассудить их вернула английского короля к жизни. Хотя он не мог уже добиться единого закона для Британии, женив своего наследника на шотландской королеве, он мог бы сделать то, что называется bretwalda островной империи, которой, считал он, правил король Артур, и над которой его предшественники однажды провозгласили сюзеренитет.

Ради этого король принял приглашение шотландского регента. Из Эймсбери, куда он отправился после рождества, чтобы навестить умирающую мать, Эдуард попросил доставить ему выдержки из монастырских хроник, дабы иметь доказательства своего права на владычество над шотландскими землями. Два последних короля Шотландии были женаты на английских принцессах и принесли Плантагенету оммаж за свои английские владения. Приняв такую ограниченную присягу на верность, Эдуард сохранил за собой право требовать большего. Ведь были случаи, когда такие требования исполнялись. Вильгельм Лев и Александр II оба платили дань английской короне. Первый, после пленения, принес оммаж Генриху II за свой шотландский фьеф и корону. Освободил его от вассальной зависимости Ричард Львиное Сердце в обмен на деньги для крестового похода. И перед объединением шотландских королевств, двумя веками ранее, изредка князья северной Британии приносили оммаж англосаксонским правителям островного государства, хотя эти обстоятельства зачастую скрыты в дыму войн и древности. Сложность состояла в том, что хоть такие прецеденты и могли удовлетворить английского судью, вряд ли они убедили бы шотландцев.

Ссылаясь на эти записи о наследственных правах, которые он с присущей ему доскональностью рассортировал, Эдуард призвал претендентов на вакантный трон Шотландии встретиться с ним в Норгеме в Нортумберленде. В начале мая 1291 года, в сопровождении судей, монастырских летописцев и папского нотариуса, а также рекрутов из северной Англии, король встретил представителей Шотландии, объявив через своего нового главного судью, Роджера Брабазона, что из сочувствия к их положению он пришел «как господин и верховный лорд шотландского королевства», чтобы справедливо рассудить своих вассалов. Он мог бы единственно, объяснял Брабазон, следовать согласно условиям феодального права. Прежде чем королевский суд вынесет решение, вакантный фьеф надлежало передать королю, чьи права как сюзерена были неоспоримы. После этого судья зачитал доказательства, собранные английскими летописцами, дотошно излагая все случаи принесения оммажа шотландцами вплоть до правления Генриха II и игнорируя все, что произошло потом.