Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант

После чего некоторые из представителей шотландцев спросили, могут ли они посоветоваться с теми, кто направил их сюда. На один ответ, представленный от лица «общин добрых людей Шотландии», было доказано, что, несмотря на то, что пока они не сомневаются в искренности короля, они не знают какого-либо права, которое обеспечило бы его сюзеренитет, и не могут обязать своего будущего суверена к этому[192]. Эдуард дал им три недели на размышление. Так как единственной альтернативой его посредничеству была гражданская война, ни один из претендентов в конце концов не отверг его предложений. В начале июня они все поклялись подчиниться его суду и принять его решение.

Уверенный в своей правоте, соответствующей нормам феодальной практики, Эдуард потребовал у шотландцев сдачи королевских замков, пока требования находились в состоянии оформления. Он переназначил регентов, добавив в их число англичанина, и провозгласил свой порядок, обещая управлять Шотландией в соответствии с ее древними законами и традициями. Затем, ожидая изучения требований претендентов, он отправился в поездку по стране. В июле он посетил Эдинбург, Стерлинг, Данфермлин, Сент-Эндрюс и Перт, назначив констеблей в двадцати трех замках и заставив принести себе как можно больше присяг на верность.

Предварительное слушание состоялось в Берике в начале сентября. На него были созваны почти все юристы обоих королевств. Присутствовали двадцать четыре английских судьи или аудитора и восемьдесят шотландских советников, призванных разъяснять им шотландское право. Так как Эдуард гордился хорошей системой правосудия, которую он предложил, дело вели с предельной тщательностью. Каждый из претендентов, а среди них были король Норвежский и граф Голландский, появлялся перед английским королем и его судьями, лично или через посредника, в часовне Берикского замка и называл свою родословную, начиная от предка, от которого, по его мнению, он мог наследовать право на корону. Через десять дней все доказательства поместили в запечатанный мешок, и суд объявил перерыв, чтобы шотландские консультанты могли приготовить свои ответы. Тогда король отправился в Эймсбери, чтобы присутствовать на похоронах своей матери. Окружавший его мир становился все более пустым, и у него остались лишь правосудие и правление.

В октябре в Абергавенни на реке Уск, в самом сердце уэльских марок, Эдуард вступил в войну с еще одной потенциальной угрозой миру и порядку, которые он стремился установить по всей Британии. Эта угроза была ближе к дому и гораздо опаснее, чем что-либо за пределами Чевиота. Двести лет маркграфам Южного Уэльса и валлийских пограничных земель было позволено предками Эдуарда творить свой собственный закон, править и вести войны на своих диких территориях по собственному желанию взамен за защиту Англии от валлийцев. Теперь, когда после двух дорогостоящих кампаний Эдуард уничтожил последний оплот валлийской независимости, он больше не собирался давать этим феодальным смутьянам свободу, которая грозила уничтожить все, что он, как законодатель и миротворец, отстаивал, и чему теперь, когда Уэльс был покорен им, не было дальнейшего оправдания. В результате браков и права наследования большинство маркграфов были не только лордами в Уэльсе, но и английскими землевладельцами и магнатами. Королю казалось недопустимым, что те же люди, которых он с таким усердием учил общему праву и долгу в королевстве (а они были членами его совета и верховного суда), по другую сторону Северна ведут себя как независимые князья и развязывают свои личные войны. Так, например, именно из-за столкновения графа Глостера, самого богатого и могущественного магната королевства, и главного констебля, графа Херефорда, королю пришлось ускорить приезд из Гаскони осенью 1289 года.

Вскоре после возвращения Эдуард издал воззвание, запрещающее двум графам продолжать схватку. Однако всего две недели спустя слуги Глостера совершили набег на территории Херефорда, похитив тысячу голов скота и убив некоторых из его людей. Затем последовали еще два нападения. Тогда осенью 1290 года Херефорд возбудил судебное дело против Глостера, и у короля появилась возможность разрушить «обычаи марок». Его сводный брат, Уильям де Валенс, граф Пемброка (сам маркграф), епископ и два судьи были назначены для рассмотрения дела, и всех магнатов марок призвали появиться в суде в качестве истцов. Когда Глостер, только двумя месяцами ранее женившийся на дочери короля, не явился, его признали виновным в оскорблении величества.

Как только Эдуард вернулся из Шотландии в сентябре 1291 года, он созвал парламент из архиепископов, графов, епископов и баронов, чтобы разобрать дело в Абергавенни. На этот раз, когда председательствовал сам король, Глостер не посмел отсутствовать. Но так как и сам Херефорд запятнал себя преступлением, конфисковав у своего противника скот, не дожидаясь решения суда, оба графа были приговорены к заключению и конфискации за то, что действовали дерзко и противозаконно. Только когда им позволили искупить свое бесчестье, они были освобождены на условиях, что Глостер заплатил десять тысяч марок – более Ј 300 тысяч в современных деньгах, а Херефорд – тысячу. Земли Глостера в Гламоргане, а Херефорда в Брекноке попали в руки короля пожизненно, а позже были возвращены. Но более всего пострадала их гордость; с ними обошлись, несмотря на их владычество в маркграфстве, как с простыми подданными короля или его чиновниками в Англии.

Поставив на место гордых графов марок, Эдуард возвратился к проблеме установления закона, порядка и королевского правления в Шотландии. К концу лета 1292 года «непомерные труды Брабазона» и его собратьев-судей были закончены. Когда в октябре возобновились слушания в Берике, все претенденты на трон были выведены из игры, за исключением трех отпрысков дочерей младшего брата Вильгельма Льва, Давида, графа Хантингдона – главного держателя прадеда Эдуарда, Генриха И. Ближайшим родственником, наиболее популярным среди своих собратьев-магнатов, был сын второй дочери, 81-летний Роберт Брюс, англо-шотландский аристократ, служивший главным судьей Королевской Скамьи у отца Эдуарда и перед рождением последнего шотландского короля считавшийся предполагаемым наследником. Но правила первородства, которые были приняты в большинстве западноевропейских королевств, требовали, чтобы трон достался Джону Баллиолю, чей отец был женат на старшей дочери Хантингдона. Он тоже был как шотландским, так и английским магнатом; его отец, хозяин Барнардского замка, сражался на стороне Эдуарда при Льюисе и основал Оксфордский колледж для бедных студентов с севера[193], который до сих пор носит его имя.