Алтарь Святовита - Алексей Борисов

За несколько дней до памятного разговора на берегу с дочерью Игната, ноябрьским утром, в сопровождении пяти своих товарищей, Трюггви прискакал в Самолву и сразу направился к Штауфену. Гюнтер уже переселился в замок, хотя отделочные работы были не завершены, а кровельщики из Тревизо, прибывшие две недели назад, еще не успели заложить крышу донжона какими-то странными, похожими на хвост бобра черепками, хотя бы на треть. Князя он встретил во внутреннем дворике вместе с византийцем, два дня назад приплывшим со своего острова, и Нюрой. Рядом с ними стоял плотник Иван, а за ним на четырех резных ножках возвышался невысокий шатер из бирюзового шелка. Завидев Трюггви, троица засуетилась, закрывая собой шатер, а плотник вообще спрятался за ним.

– Трюггви, ты немного не вовремя, – сказал Гюнтер с легким раздражением в голосе. – Но раз уже здесь, то сюрприза не получится.

– Не понял, – удивился датчанин, отдав свою лошадь в распоряжение подбежавшего мальчишки-конюха, – какого такого сюрприза?

– Ладно, – махнув рукой, произнес князь. – Смотри. Это тебе подарок на свадьбу. Кровать-шатер называется.

Нюра подошла к сооружению, ловко собрала бирюзовую материю в руку и заправила ее в специальный хлястик, прикрепленный к стойке, показывая внутреннее убранство. Перед обалдевшим Трюггви предстала шикарная двухспальная кровать, заправленная желтым покрывалом с тремя подушками такого же цвета, обшитыми по краю бахромой.

– А делать с ней что?

– Это тебе жена подскажет, – с улыбкой ответила Нюра, – у нас с Гюнтиком такая же.

– Прямо тут, во дворе?

– Трюггви, – вмешался Штауфен, – эту кровать тебе в усадьбу привезут, когда Гунндис здесь будет. Я тебя вообще к обеду ждал, а раз так, то ответь мне, какого лешего ты еще не поставил арбалеты на воротной башне? Мне доложили, что они у тебя уже как три дня лежат.

– С утра ставить должны были, – соврал Трюггви, показывая кулак за спиной одному из своих рыцарей, – там с воротами что-то не так. Створки перекосились. Вот я и сказал, что пока не исправят, арбалеты не трогать.

Значения слова «саботаж» тут еще не знали, но история с воротами была не единственная. И если бы Трюггви больше посвящал времени своей усадьбе, а не вздыханиям на берегу, то смог бы заметить некоторые совпадения. Они начались с момента появления двух мастеров из Пскова, пришедших на заработки, и как ни странно сторонившихся своих земляков. С этого времени вдруг стали скатываться уложенные для частокола бревна, раздавившие двух детей, сгорели пять кубов доски от случайной искры, и вот теперь, воротная арка оказалась кривовата. Учитывая, что тактика штурма фортификационных сооружений сводилась в основном к захвату ворот, то смело можно было считать, что усадьба Трюггви была не готова к отражению неприятеля.

– Я понимаю, что на все нужно время, но ливонцам ты это не объяснишь, когда они вдруг окажутся перед твоим домом, – со злостью в голосе сказал Гюнтер, – так что срок тебе три дня.

Штауфен торопился. Пару дней назад купец, что ходил на небольшой лодке по Желче, развозя немногочисленным кузнецам крицы, привез весточку от Пахома Ильича. Смысл ее можно было передать двумя словами: «Жди гостей». И гости эти могли появиться не с запада, а со стороны Новгорода. Ватажкам ушкуйников, собираемых под рукой какого-нибудь воинственно настроенного боярина было абсолютно все равно, кого идти грабить, тем более если этого боярина звали Строган, который и из воды умудрялся выйти сухим. В Новгороде уже поговаривали о Самолве как об одном из самых быстро растущих городков. Немудрено, ведь одной извести за неполных полгода закупили семьсот бочек, а когда прознали, откуда и кто такая хозяйка городка, то в своем решении враждебно настроенные к Пахому Ильичу бояре уже не сомневались. Запретить подобный поход новгородским боярам никто не мог, как ни крути, Орден меченосцев находился в состоянии войны, а новоявленное княжество располагалось на захваченной ливонцами территории. Как только реки покроются льдом, а богатые припасы будут сложены во вместительные закрома, сотня жаждущих добычи воинов двинется в путь, собирать дань с чуди, напоминая огнем и мечом, кто на этой земле хозяин. Обиженным и обобранным будет предложено влиться в отряд и отыграться на соседях. Так повторялось из года в год, и этот не должен был стать исключением.

Шнека Антона подошла к Самолве ближе к вечеру. О том, что судно приближается к городку, Гюнтера известил дозорный и к встрече гостей успели подготовиться. Никто не знал, есть ли на корабле Гунндис, но Трюггви в этом не сомневался, всецело положившись на пророческий сон маленькой девочки. К причалу повалил народ. На утоптанном берегу, вдоль деревянной мостовой от пристани до пригорка расположились самолвинцы, делясь своими предположениями о практической ценности товаров, собранных на швартовавшейся шнеке. Визит заморского купца всегда интересен. И дело даже не в том, что появлялась возможность выгодно сбыть свои товары, либо приобрести столь необходимые привозные. Приехавший издалека человек вез с собой новости. При полном отсутствии средств массовой информации торговый гость был чуть ли не единственным связующим звеном между живущими вдалеке от крупных городов людьми и остальным миром. Пусть они были полугодичной давности и не имели никакого значения для местных. Все вновь услышанное живо обсуждалось, передавалось соседям и нередко, где-нибудь на окраине Белого озера, можно было увидеть сочувствующие лица, говорившие о смерти датского короля, либо о судьбе папы всех латинян, уже несколько лет назад отошедшего в мир иной. Вот и сейчас самолвинцы меньше сетовали на скудность своих кошельков, готовя свои уши к новым сплетням.

Несколько сообразительных мальчишек забрались на крышу корабельного сарая и свысока кричали остальным о наиболее примечательных вещах.

– Воев пяток всего! Ребенок с ними! Это купец, что давеча у нас был!

Со шнеки спустили сходни, и первым на причал сошел Антон. Купец поправил подбитый мехом куницы тяжелый парадный плащ, демонстрируя золотую застежку, снял шапку и поклонился народу.

– Мир вам, добрые люди! – произнес Антон, с улыбкой смотря на пригорок, где стоял Гюнтер в окружении своих рыцарей. – Добрые вести я вам привез, и не только их.

Вслед за купцом на берег сначала сошли двое слуг с небольшим, но тяжелым сундучком в руках и проследовали за Антоном, направлявшимся к князю. Потом Торвальд, за ним Ларс, помогший перебраться на доски причала пожилой женщине, а за ней, закутанная в длинную соболью шубу, рыжеволосая девушка, крепко державшая за руку маленького ребенка, также укрытого драгоценным мехом с головы до пят, отчего мальчик это или девочка, было не разглядеть. Пятеро охранников, пропустив перед собой трех молоденьких девушек, скорее всего служанок, замыкали шествие. Экипаж оставался в шнеке и также глядел во все глаза, с той лишь разницей от самолвинцев, что высматривал наиболее привлекательных девиц из местного населения.

Слуги, остановившись напротив Гюнтера, поставили сундучок и отошли в сторону. К нему подошел Ларс, открыл ключом замок и, откинув крышку, показал содержимое. Внутри вперемежку с монетами и рублеными слитками лежали серебряные кубки, высовывался край золотого блюда, виднелись украшения: кольца, нитки жемчуга, самоцветы и несколько кусков янтаря в оправе. Стоявший слева от Гюнтера Трюггви тотчас опознал среди сокровищ свои подарки, захваченные им с франкского корабля, но на них он взглянул вскользь. Взор датчанина был устремлен на рыжеволосую девушку, прижавшую к своим ногам ребенка, глаза которого буквально сверлили Трюггви.