Охота за призраком. Борьба спецслужб СССР, США и Западной Германии за архивы МГБ ГДР - Олег Никифоров

Обычно между 16 и 17 часами ресторан бывает пустоват, так что выбрать место в укромном уголке не представляет труда. В помещении достаточно назойливо звучала песенка модной тогда в Германии поп-дивы Нены о девяноста девяти воздушных шариках. Но музыка создавала фон, который затруднял подслушивание, если кому-то это было нужно.

Как правило, на первых встречах с оперативным контактом (а у Александра не было сомнений, что пока Джима надо рассматривать как оперативный контакт) обсуждаются общие вопросы и выясняются пристрастия собеседников. То, что рассказал Александр, во многом дополняло сведения, полученные от Фоменко. Александр вырос на побережье Черного моря в предгорье Кавказа. Он любил море и больше всего горы. Еще мальчиком он стал интересоваться оружием. Ведь его отец был заядлым охотником. Судя по всему, Александр понимал, в какой трудной ситуации оказывается Советский Союз, и его беспокоило собственное будущее. Наверное, подумалось Джиму, в Москве тому удалось постоять в очередях за товарами первой необходимости. Однако (и это главное, что вынес Джим из этой беседы) Алескандр трезво оценивает ситуацию в СССР, но в своей основе остается патриотом своей родины. Он, видимо, не испытывал особых проблем с деньгами. А идеологические проблемы перестройки или бытия нынешнего и прошлого Советской страны его особо не интересовали. Жизнь, которую он вел, его вполне устраивала. Таким образом, традиционные вербовочные основы: материальная или связанная с идеологическими разногласиями с советской властью отпадали. Да и компромата на Александра у Джима не было. Джим постарался заинтересовать Александра своими коммерческими возможностями, и его интерес к оружию создавал новый канал для укрепления с ним личных контактов.

Задача у Джима стояла сложная. С одной стороны, ему было необходимо сохранить контакт с Александром и создать условия для его расширения вплоть до установления дружеских отношений. Но, с другой стороны, Александр должен был понять бесперспективность оперативной разработки Джима. Это было необходимо, чтобы не привлекать к Джиму внимания всего гигантского аппарата КГБ, поскольку это могло помешать решению задачи, стоявшей перед Джимом, — выход на контакты Александра среди сотрудников внешней разведки МГБ ГДР. В данном случае вербовка Александра могла бы помочь решению этой задачи, но существенно удлинила бы этот процесс, тем более что пока Джим не видел реальную основу для его вербовочной разработки. Александр был, правда, свободным и независимым в своих политических оценках. Но не скрывал, что не одобряет президента Горбачева и его политику. Однако он был верен своей стране и презирал предательство и предателей. Как отмечает Вольф в своей книге «Друзья не умирают», «мы никогда не слышали от него ни единого нелестного слова о России».

Результат встречи, о которой Джим должен был доложить курировавшему его офицеру ЦРУ, он мог сформулировать так: пока вербовочной основы не просматривается. С позиций Александра сам Джим рассматривается скорее как бесперспективный в вербовочном плане контакт, так как не располагает какими-либо разведывательными возможностями (во всяком случае, Джим именно так рассказывал о себе, представляя себя мелким торговцем, не имевшим уже никаких связей с США). О своем интересе к контактам среди высшего звена офицеров МГБ ГДР Джим не распространялся. Единственным пока позитивным моментом можно было назвать согласие Александра поддерживать и в дальнейшем контакт с Джимом и его заинтересованность в ознакомлении с коллекцией оружия, которая якобы была у Джима. Впрочем, надежду давало и согласие Александра посодействовать Джиму в поисках деловых контактов среди советских торговых представителей и хозяйственников, которые могли бы предложить для продажи интересовавшие Джима товары. Скорее всего, делал вывод Джим, Александр рассчитывал при этом на какую-то компенсацию своих усилий со стороны Джима. Это укладывалось в характер Александра, который по своей природе был игроком и искателем приключений. Как замечает Вольф, «многие из этих авантюр, если бы о них стало известно, могли стоить ему карьеры».

Но вряд ли это обстоятельство в то время уже могло послужить компроментацией для Александра. Он не занимал официальные посты в советской администрации, а являлся для окружающих всего лишь журналистом. Главным рычагом воздействия на разведчиков под прикрытием не по служебной линии была партийная оценка. В свое время на этом погорел один из ведущих впоследствии советских журналистов, который в 80-х годах стал руководителем крупного советского информационного органа. В 70-х годах он работал в Бонне под журналистским прикрытием. Он вовремя не поставил в известность свое руководство по основному месту работы о том, что за одно из выступлений на западногерманском телевидении ему был выплачен денежный гонорар. Это было в тот период времени расценено как стремление к личному обогащению, и оперработник был отозван из командировки с выговором по партийной линии. Но к 90-м годам партийный контроль за органами безопасности двигался к своему концу. Вот как описывает тот период Леонид Шебаршин, последний советский руководитель внешней разведки: «Проблема встала острейшим образом после отмены статьи 6 Конституции СССР, которая утверждала руководящую роль компартии в нашем обществе». Далее он отмечает, что «вопрос о департизации разрешился мгновенно 23 августа 1991 года. Приказ о запрещении деятельности партийных организаций в органах государственной безопасности был подписан моей рукой»[80].

Но для окончательного понимания ситуации руководство Джима считало необходимым удостовериться, что сам Джим все-таки не находится в вербовочной разработке КГБ. Для этого в арсенале разведчика существуют проверочные мероприятия. Они могут носить разнообразный характер. Во многих книгах, посвященных деятельности разведчика, часто встречаются упоминания о проверочных мероприятиях. Но в крайне редких случаях читателю предоставляется их описание. Что же такое проверочные мероприятия?

Например, генерал-лейтенант КГБ Николай Леонтьев, один из крупнейших аналитиков советской внешней разведки, долгие годы руководивший Аналитическим управлением Первого главного управления КГБ (1973–1991), в своей книге «Лихолетье: последние операции советской разведки» приводит пример поступления информации, которую следовало бы проверить. Он пишет, что «однажды в руководство не по каналам разведки попала информация о том, что между Китаем и Румынией достигнуто соглашение о полномасштабном военном сотрудничестве и в Румынию переброшено какое-то количество ядерного оружия из Китая. Понадобилось не менее пары недель различного рода проверочных мероприятий (в данном случае дополнительного сбора информации на данную тему от заслуживающих доверия источников), чтобы убедить встревоженное политбюро, что в данном случае мы имеем дело с фальшивкой, подброшенной с нечистыми целями».

Напомним, что в 70-х годах советское руководство, по мнению некоторых аналитиков, опасалось не столько США, сколько Китая. И именно на востоке страны создавались усиленные группировки вооруженных сил. «Великая война идей между Китаем и СССР» (как это называлось в КНР) была начата Мао Цзэдуном в 50-х годах с тем, чтобы укрепить свою власть в КНР; постепенно заставить людей в СССР признать, что они должны почитать КНР в качестве учителя, прежде всего в идеологии; убедить США и их союзников в том, что он и его Китай идейно ведут войну против СССР; показать человечеству, что в КНР есть новые идеи, к которым надо прислушаться, причем это не тот марксизм, что в СССР. Выделяют четыре главных компонента этого курса: требование передать Монголию КНР, требование атомной бомбы, «утраченных территорий» со стороны СССР и устранение «неравноправия».