Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи

Ёнбин приезжала в родительский дом каждое лето и зиму, но в этот раз она уезжала с тяжелым сердцем. Казалось, ей, бывшей студентке, следовало ощутить сладость свободы от прежнего школьного контроля и насладиться самостоятельностью в обществе, но ее сердце, как камень, давила печаль. На это было много причин: пропажа в открытом море судна «Намхэ», финансовый крах семьи, слухи, что отец нашел себе сожительницу, постоянные походы Ённан домой с узелком, а также арест Тэюна в Японии — все это не могло не ввергать Ёнбин в уныние. Но не только это тревожило Ёнбин, ей не давали покоя и отношения с Хонсопом. В прошлом году на летних каникулах он оставался в Сеуле один, и когда Ёнбин вернулась из Тонёна, обратила внимание на его странное поведение. Хонсоп делал все возможное, чтобы избежать встречи с ней. Если раньше он, совершив какую-либо оплошность, добродушно пытался вымолить у Ёнбин прощения, то теперь, к её недоумению, он явно боялся ее и избегал встречи с ней. И когда она предложила ему вместе поехать в Тонён, он засмущался и предложил ей ехать одной.

— Ты что-то скрываешь от меня? — спросила Ёнбин, заглядывая ему прямо в глаза, пытаясь хоть что-то понять по лицу Хонсопа.

— Скрываю? — Сначала Хонсоп наигранно рассмеялся, но затем быстро отвел глаза, не выдержав испытующего взгляда Ёнбин. Она не ожидала такого ответа. Это было что-то новое. Раньше он ничего не скрывал. Она больше не стала ни о чём расспрашивать его и одна покинула Сеул.

«Видимо, родители сказали ему, что нужно делать», — подумала Ёнбин. Но как бы Хонсоп ни был слабоволен, она никак не могла поверить, что он мог так просто подчиниться влиянию родителей. Более того, мысли о Джон Гукджу, который в семейных несчастьях аптекаря искал только свою личную выгоду, вызывали у Ёнбин отвращение.

Она оторвала взгляд от ослепительно сверкающих волн и посмотрела в небесную даль. Слева от нее простиралось бесконечное море, справа — темно-зеленые сосны, пронзающие своими корнями скалистые обрывы. Но как бы она ни пыталась отвлечься, перед ее глазами снова и снова всплывал образ смеющегося, но чего-то не договаривающего Хонсопа.

«Наверное, он совершил какую-то большую ошибку», — подумала Ёнбин и горько улыбнулась. Несмотря на странное поведение Хонсопа, теплое чувство к нему не покидало ее и сейчас так же нежно ласкало душу. Долгие годы дружбы не могли прерваться в одночасье неизвестно от чего. Недосказанность в этом странном разговоре — вот что мучило ее.

Когда Ёнбин перешагнула порог дома, она почувствовала, как ее охватил непонятно откуда исходящий холод. Никто не радовался ее приезду. Даже малолетняя Ёнхэ отворачивалась от сестры, чтобы не видеть ее вопрошающих глаз.

— А мама? — обратилась она к Ёнок, с озабоченным видом принявшую ее чемодан.

— Лежит в комнате.

— Болеет?

Ёнбин уже заранее предчувствовала что-то недоброе, но она никак не ожидала встретить родных в такой мрачной, тяжелой обстановке.

— Мам, — Ёнбин присела у изголовья лежащей матери. Та всего лишь молча посмотрела на нее и даже не приподнялась. На ее лице нельзя было прочесть ни малейшей эмоции.

«Неужели… неужели удар был так силен?» — Ёнбин в полной растерянности хотела разобраться в причине состояния матери и в том, что же произошло в доме.

Хотя они и потеряли судно, это не было большим поводом для такого серьёзного беспокойства. По характеру мать была не из тех, кто быстро сдается в трудном положении. Что касается Ённан, ее проблема уже давно была решена, и все раны затянулись. Сожительница отца тоже не могла стать причиной такой глубокой печали у всех членов семьи.

«Да что же это такое, на самом-то деле?» — не могла успокоиться Ёнбин.

Она подошла к отцу, который сидел один в своей комнате, и поразилась, как он сильно сдал.

«Что здесь происходит? Что-то случилось?» — терялась в догадках Ёнбин.

Она поклонилась и позвала его:

— Отец!

— На утреннем пароходе приехала? — слабым голосом вымолвил аптекарь.

— Да.

Разговор прервался. Ёнбин подняла голову, ожидая, что отец объяснит происходящее. Но тот:

— Иди, отдохни с дороги, — это было все, что он сказал.

«Дело ясное: что-то случилось с миллионером Джон Гукджу».

Ёнбин вышла из отцовской комнаты. Во дворе тщательно умылась и вошла в свою комнату.

Мать не встала даже к ужину. Ёнбин подумала, что причина всеобщего молчания в доме — в ней самой, и решила никого не беспокоить своими расспросами, но этой же ночью ей довелось узнать всю страшную правду о произошедшем.

— Ёнсук сейчас арестована. Ее обвинила золовка. Говорят, что Ёнсук убила своего ребенка… Утопила его в пруду.

— Неужели этому можно верить? Ложь! — вскрикнула Ёнбин. Теперь она поняла, отчего все так были подавлены.

— А кто хочет этому верить? Но это так, — тяжело вздохнула Ёнок.

Все, что произошло с сестрой, было ужасно. Под предлогом того, что Донхун был слаб здоровьем, она не раз вызывала доктора из больницы к себе на дом. Постепенно между ними возникла близость, и Ёнсук забеременела. Опасаясь, что брат ее покойного мужа может выгнать ее из дому с маленьким ребенком, и что она потеряет все свое имущество, — разродившись ребенком, Ёнсук убила и утопила его в пруду за своим домом. Афера была раскрыта женой того самого доктора, которая и сообщила о содеянном брату мужа Ёнсук. Через него или нет, никто не знает точно, вскоре дело стало явным для всего селения. Ёнсук и врач были арестованы. Случившееся сильно потрясло весь Тонён. Слухи ползли, и дело обретало невероятно скандальный характер, обрастая преувеличенными подробностями и сплетнями.

— Гм… Все равно не могу поверить… Если в деле был замешан врач, почему он вовремя не позаботился? Не может быть, чтобы он решился на такую жестокость… — Что бы ни говорили Ёнбин, она никак не верила, что ее сестра убила новорожденного, утопив его в пруду.

На четвертый день Ёнбин узнала, что из Сеула приехал Хонсоп. Но он так и не заходил к ней домой. Вместо него, когда уже стемнело, в дом аптекаря пожаловал Джон Гукджу. Когда Ёнбин поздоровалась с ним, он как-то криво ухмыльнулся, глядя ей в глаза, что сильно оскорбило Ёнбин.

— Отец в своей комнате? — спросил Джон Гукджу.

— Да, — Ёнбин опередила гостя и вошла к отцу: — отец, пришел господин Джон.

— Кто? — лицо аптекаря побледнело, он тут же отложил сигарету и встал навстречу гостю.

— Что это вы всё дома и дома? — уже с добродушным выражением лица проговорил за спиной Ёнбин Джон Гукджу. — Что сидеть дома в такое время, не хотите ли вместе со мной сходить к Сочон?

Заслышав имя кисэн Сочон, Ёнбин поспешила выйти из комнаты. Но при этих словах ни один мускул на лице Кима не дрогнул. Джон Гукджу, как ни в чём не бывало, по-свойски расселся на полу, взял веер, расстегнул пуговицу рубашки и стал энергично обмахиваться веером. Он так оголил свою черную волосатую грудь, что было видно, как с его толстой багровой шеи струёй стекал пот.