Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории - Уильям М. Макговерн

Китайцы очень глубоко переживали потерю своих лошадей, поскольку Китай еще не стал страной с развитым коневодством и мог воспроизводить этих животных лишь в очень небольшом количестве. Древние китайские историки вкратце сообщают нам, что одной из основных причин, почему империя не пыталась окончательно решить задачу уничтожения гуннского царства, было отсутствие достаточного количества лошадей для организации еще одной крупной кампании.

По их рассказам, еще одной важной причиной, заставившей китайцев оставить все как есть, стал тот факт, что всего через два года после этих кампаний в 117 г. до н. э. умер Хо Цюйбин. Хо Цюйбин был единственным китайским военачальником, неизменно одерживавшим победы в войне с гуннами, и двор чувствовал, что без его участия и лидерства ведение дальнейших военных действий нежелательно. В память об этом блестящем молодом полководце китайцы установили на его гробнице статую лошади, попирающей бородатого гуннского воина. Потерянная в течение долгих веков, она была недавно обнаружена французскими археологами и теперь являет собой самую раннюю попытку китайцев создать статую лошади.

В свете сказанного выше неудивительно, что в течение следующих нескольких лет произошло резкое изменение взаимоотношений между Китайской империей и гуннами. Вскоре после битвы во время песчаной бури китайцы отправили к шаньюю посланника с требованием признать себя вассалом императора У-ди. Шаньюй, несмотря на свое поражение и бегство, был так разгневан этим предложением, что захватил китайского посланника в плен, и китайцы ничего не смогли сделать, чтобы его освободить. Несколько лет спустя (111 г. до н. э.) китайцы снова отправили две армии в Южную Монголию в надежде освободить этого и еще одного посланника, захваченного гуннами. Но хотя эти две армии сновали туда-сюда по территории, примыкавшей к огромной пустыне с юга, им так и не удалось вступить в бой с какими-либо войсками гуннов, а наступать в центр гуннского царства, который теперь располагался к северу от пустыни, они не посмели.

На следующий год (110 г. до н. э.) возникла похожая ситуация, только на этот раз император У-ди сам решил исполнить роль воина-героя. Это случилось вскоре после того, как императорские войска захватили территорию, которая теперь является Южным Китаем, и убили местного правителя, царя Юэ, а его земли присоединили к Китайской империи. Император подумал, что ему представляется удачная возможность совершить триумфальный тур по всем отдаленным регионам его владений.

В этот тур он включил и северную границу. Когда У-ди приехал туда, он задумал провести грандиозную военную демонстрацию в надежде произвести впечатление на «северных варваров». Собрав армию в 80 тысяч человек, он углубился на какое-то расстояние в Южную Монголию, а потом отправил посланника к гуннскому шаньюю, который сделал этому монарху следующее примечательное заявление: «Голова царя Юэ висит сейчас на воротах императорского дворца. Сын Неба стоит у северной границы во главе императорской армии. Зачем шаньюю гуннов прятаться на этом холодном негостеприимном севере? Пусть шаньюй приедет на юг и либо встретится с императором в открытом бою, любо признает себя подданным императора и выкажет свое почтение императорскому трону».

Шаньюй, по-видимому, предпочел остаться на своем холодном и негостеприимном севере, потому что он не обратил внимания на это послание и ограничился тем, что добавил очередного посланника к двум другим китайским пленникам. В то время быть китайским послом означало подвергать свою судьбу всевозможным опасностям, авантюрам и неизвестности.

Император снова почувствовал себя не способным разрешить ситуацию и вскоре после этого распустил армию и вернулся в Китай.

Спустя шесть лет после этой неудачи (104 г. до н. э.) китайцы предприняли очередную попытку вмешаться в дела гуннов. В то время на трон недавно взошел новый шаньюй, из-за своей юности прозванный «малыш шаньюй». Этот малыш шаньюй вскоре показал себя жестоким и кровожадным, чем вызывал массу тревог и недовольства в собственных владениях. У одного из его подчиненных, который, должно быть, приходился ему близким родственником, возникла мысль поднять мятеж, чтобы самому занять место на троне.

Не чувствуя в себе достаточно силы, чтобы справиться одному, этот человек вступил в предательскую переписку с китайским двором, в ходе которой он пообещал признать себя вассалом дома Хань, если представители последнего помогут ему осуществить задуманный государственный переворот. Император У-ди был только рад присоединиться к такому интересному плану, и на следующий год (103 г. до н. э.) один из самых способных китайских военачальников, Чао Буню, во главе 20-тысячной армии был отправлен в Монголию, чтобы предоставить мятежнику всю необходимую помощь.

Однако, к несчастью для китайцев, когда претендент уже собрал свои силы и намеревался открыто взбунтоваться, заговор был раскрыт. Самого претендента предали смерти, а китайцам, которые уже продвинулись на какое-то расстояние вглубь Монголии, пришлось поспешно отступать. Не удовлетворившись ликвидацией заговора, шаньюй решил отомстить китайцам за их коварные действия. Встав во главе армии, в четыре раза превосходящей китайскую, он смог полностью окружить ее, когда она уже находилась в нескольких милях от собственной границы. Увидев, что сопротивление бесполезно, китайский военачальник со всей своей армией сдался гуннам. Этот эпизод доказывает, что спустя почти два десятилетия после битвы во время песчаной бури гунны были еще далеки от того, чтобы считаться окончательно утратившими силу.

Но хотя в течение этого времени китайцы мало что могли сделать в своих отношениях с гуннами, кроме поддержания статус-кво, в своих взаимоотношениях с другими соседними народами они были гораздо успешней. С исторической точки зрения одними из самых значительных завоеваний Китая той эпохи следует считать те, которые привели к окончательной аннексии территории, составляющей южную часть современного Китая. С самого начала своего царствования император У-ди проявлял большой интерес к этому региону и постепенно присоединял к Китайской империи то одну, то другую его часть. Все встало на свои места в 111 г. до н. э., когда разразилась открытая война между Китаем и царством Наньюэ (Южное Юэ). Как мы уже писали, монарх этого царства вскоре был убит, а само царство, территория которого соответствовала современным провинциям Гуандун и Гуанси[40], стала неотъемлемой частью Китая. Вскоре после этого (в 110–109 гг. до н. э.) вассалами императора У-ди объявили себя правители юго-западных племен на территории значительной части современной провинции Юньнань и царства Миньюэ (Восточное Юэ), расположенного на юго-востоке (современная провинция Фуцзянь). С этого момента им приходилось в своих делах следовать советам специально назначенных китайских министров.

Но с точки зрения того, чему посвящена данная работа, более интересен тот факт, что в 108 г. до н. э. Китай завершил завоевание царства Чаосянь (Чосон), которое занимало регион, соответствующий современным Северной Кореи и Юго-Восточной Маньчжурии. Несмотря на то что меньше чем через два века этот регион снова откололся от Поднебесной империи, китайскому влиянию на этой территории было суждено произвести долговременный эффект. В отличие от кочевников-гуннов, жители Чаосяня вели в основном оседлый образ жизни и не просто добровольно перенимали базовые элементы китайской цивилизации, но и стремились к этому. По этой причине весь регион оставался, по меньшей мере духовно, в сфере китайского влияния даже после того, как политические связи оказались разорваны.