Из озера взметнулись молнии - Милисав Антониевич-Дримколский

этих чахлых служащих и проектировщиков. Они думают, что в своих четырех стенах творят великие дела. Но это только для собственного удобства. Кто из этих чиновников готов расстаться со своей канцелярской работой? Ну-ка скажи? И во время войны они все имели, так же ходили на службу, сохранили свои семьи. А где моя семья?

— Среди них тоже есть…

— Порядочные люди, хочешь сказать? Черта с два. Разве они согласились бы расстаться с городом, удобным креслом, развлечениями? Приехали бы в горы и леса? Это все твоя деликатность. Подведут они тебя! Ох, подведут! Пошли их ко мне. Я их заставлю работать или пошлю к чертям!

— Не впадай в крайности, Мартин, каким-то образом мы их тоже должны использовать. Знаю, тебе здесь нелегко. Один инженер на таком объекте, но что я могу поделать… И ты меня пойми. И перестань без нужды вмешиваться в дела, за которые отвечают другие. Зачем столько волноваться? Оставь эти заботы мне.

— В этих вопросах нет моего и твоего. Да-да, это не твои и не мои заботы. Они, товарищ Биедич, общие. И ты, директор Управления, можешь так рассуждать?!

— Оставим все это, Мартин. Существует отдел кадров, вышестоящие организации. Будто ты не знаешь. Пусть они решают!

— Они? Эти кадровики? Да пока они там что-нибудь решат в своих кабинетах, мы здесь можем ноги протянуть… Эх, Махмуд, наивный ты человек! — покачал головой Мартин, опять поражаясь его спокойствию.

— Послушай меня, Мартин, я по годам старше тебя. Ни я, ни ты не можем все это решить. Оставь это, думай только об успешном завершении работ на гидростанции. Только это важно сейчас…

— А завтра опять скажешь: сделай то, сделай это… А мои силы не бесконечны. Что ты думаешь, ведь я не из железа!

Биедич смотрел в одну точку перед собой и молчал.

Уставшие и невыспавшиеся, они возвращались дорогой, проложенной по берегу озера. Пахло горными цветами, на ветках граба распелись дрозды. Но Мартин их не слышал. Его целиком поглотили мысли о предстоящей работе. Да, еще много надо сделать: закончить турбинный зал, подвезти речной серо-голубой гранит для облицовки входов в подземные залы, пора уже укреплять берега озера, проверять водослив и водосборные туннели-дел невпроворот! Есть и более мелкие, несущественные на первый взгляд проблемы, но и их надо решать, откладывать нельзя. Да, так постепенно, незаметно-и настанет день, когда все будет готово… И тогда вспыхнет свет. И ночью будет сиять озеро. Что это будет за праздник! Великое счастье и радость! Только бы не помешали нам затяжные дожди…

Они обедали с Махмудом вдвоем. Молчали. Потом Махмуд пошел в барак отдохнуть. В ожидании, пока Радивое с Бошевским закончат обед, Мартин уселся возле столовой на траве. И задремал.

…Мимо Мартина течет широкий людской поток. День клонится к вечеру, над гребнем гор, над городком пламенеет заходящее солнце. Люди рассаживаются на берегу озера, между дубами и туями, здесь же, рядом с ним, Оливера, она что-то говорит, идет вместе с ним, улыбающаяся, смелая, она держит директора под руку и не стыдится этого, радость сияет в ее глазах. Из переселенных сел на открытие пришло множество людей, они смотрят и не могут наглядеться. Петко тоже приковылял, никто его не арестовал, никто не заковал в тяжелые кандалы. Он стоит, опираясь на палку, покашливает, щурится и смотрит на медь заходящего солнца, на засверкавшие вдруг молнии электрических солнц, от которых заиграло, заискрилось озеро. Но ничему этому не верит, не верит глазам своим. Тут и горняки из серебряного рудника, в горняцких шлемах, немного мрачные, остроглазые, привыкшие к темноте забоев, где под их руками крошится земная твердь и руда идет на-гора. Весь городок пришел сюда. Дряхлые старики добрались верхом на ослах, женщины держат на руках детей. Вдруг все кругом мрачнеет, небо хмурится, по нему несутся тяжелые серые облака. Солнце пытается пробиться сквозь них, а река людей уже приближается к первой турбине. Вот и Марко Пайковский, он добродушно усмехается и что-то кому-то объясняет. И Мата Бисерин шагает к озеру, вихляя ногами в разные стороны. К нему приближается Петко, поднимает над головой тяжелую палку и кричит надтреснутым голосом:

«Эй, люди, что же это делается? Ведь это же моя лавка, мой хан! Слышите? Это мое имущество! Я жизнь за него отдал!»

…Он проснулся от боли в плече, которым опирался на пень.

— Ах, сто чертей, это был только сон! Свет еще далеко!

Примечания

1

Хан — постоялый двор, трактир, — Здесь и далее примечания переводчика.

2

Опанки — крестьянская обувь из сыромятной кожи.

3

Печалба — отхожий промысел. Часто крестьяне уезжали на заработки за границу.

4

Бечвы — широкие в сборку штаны.

5

Джемадан — расшитая нарядная безрукавка.

6

Джоле — озеро (турецк.)

7

Тамбура — народный струнный музыкальный инструмент.

8

Самар — приспособление для переноски грузов на спине.

9

Вилайет — административно-территориальная единица в Османской империи.

10

Перепеченица — сливовая водка двойной перегонки.

11

Комовица — виноградная водка.

12

Площадь в центре Белграда.