Одержимый тобой - Валентина Кострова

— Ты еще не доросла, девочка, чтобы меня отчитывать, а мне дико не нравится, когда какие-то сосунки распускают свои лапы на то, что принадлежит мне и только мне! — от его тона становится не по себе. Мы словно вернулись туда, откуда начали. Он смотрит на меня как на собственность, я сопротивляюсь этому отношению.

— Я не вещь! — шиплю сквозь зубы, сверкнув глазами. Разочарованно смотрю на мужественное лицо, удивляясь, откуда во мне возникла симпатия к этому человеку, когда он в любой ситуации верен себе. Деспотичный тиран, думающий, что все, что хочет, может взять и владеть на свое усмотрение. Очарование совместного отдыха меркнет перед реальностью. Неприглядной реальностью. Я вспоминаю наш уговор.

— Побыстрее бы прошли эти месяцы, и я бы забыла о твоем существовании, о твоем присутствие в моей жизни! — хватаю пальто с вешалки, на ходу его одеваю.

— Диана! — окрикивает Адам, я не вижу ничего перед собой от слез. Не плакать! Не стоит ему видеть слезы! Не достоин! Обхватываю руками себя за плечи, выскакиваю из студии, торопливо иду по тротуару к перекрестку. Слезы текут по щекам, мне трудно дышать, словно все что вокруг меня придавливает. Я не торможу на пешеходном переходе, не смотрю по сторонам. Я полностью в своих мыслях.

— Диана! — не сдерживаюсь, оборачиваюсь. Со стороны слышатся гудки, мне кажется, что до проезжей части далеко, пару метров всего лишь. Адам бледнее на глазах, смотрит куда-то вправо, потом на меня, бежит в мою сторону. Я как статуя, не двигаюсь. Хватает меня больно за предплечья, дергает на себя, чувствую, как за спиной шевелится воздух и явно не от ветра.

Он с беспокойством рассматривает мое лицо, обхватывает ладонями, утыкается лбом в лоб. Я его не трогаю, но напряжение, исходившего от его тела, физически ощутимо. Краем сознания отмечаю, что его потряхивает, в то время, как я нахожусь в вакууме чувств. Крепко прижимает к груди, потом отстраняется, гладит по лицу, перебирает волосы, вновь обнимает. И это длится больше минуты. Он постоянно меня ощупывает, убеждается что ли в моей целостности.

— Пойдем, — тихо произносит, не выпускает меня ни на секунду из своих руку, переплетает наши пальцы, стискивает их. Я морщусь от боли, но молчу. Постепенно до меня начинает доходит, что произошло только что. И не понимаю, как могла так безрассудно выскочить на дорогу, не убедившись в ее безопасности. Если бы не Адам…

— Спасибо, — это единственное на что я была способна в данную минуту. Он понимающе кивает головой, подносит мою руку и целует костяшки. В его глазах мелькает облегчение и что-то еще, но вот это «что-то» так быстро прячется в глубине взгляда, что бесполезно думать о его значение. И я не думаю.



PRO Адам

В самых критических ситуациях я всегда умел брать себя в руки и не поддаваться истерике. Просто ставил блоки на любую панику, соплю и причитания. Потом…потом меня отпускало, и я нажирался в хлам, держа трясущимися руками стакан с алкоголем.

Пристально, предельно внимательно слежу за каждой мимикой врача, стараясь максимально точно угадать смысл его нахмуренных бровей. Андрей Петрович хороший врач, я ему доверяю, со мной он более десяти лет. Именно ему позвонил, как только вернулся с Дианой домой. Ее молчание, ее пустой взгляд и бледность — не нравится совсем. Словно ее подкосили. Она и сейчас смотрит на нас без тревоги, без волнения, ощущение, что ей все равно, что вокруг происходит. Я еще не анализировал произошедшее, не раскладывал по полочкам свои чувства, но то, что они внезапно поменяли смысл, понял.

— Что это? — довольно резко спрашиваю у Андрея Петровича, увидев в его руках шприц и ампулу.

— Успокоительное с снотворным. Девушке нужно хорошенько выспаться, — вдвоем смотрим на Диану, она отводит глаза в сторону. Раздраженно провожу ладонью по волосам, крепко сжимая челюсть. Хочется схватить ее и хорошенько тряхнуть, тряхнуть так сильно, чтобы вывести из этого овощного состояния.

Укол в вену, пластырь на сгиб руки. Нас оставляют одних. Подхожу к кровати, ласково провожу ладонью по волосам. Устало поднимает на меня глаза, пытается даже улыбнуться.

— Все нормально, Адам. Я скоро приду в себя, не беспокойся. Хороший сон залог бодрости и здоровья.

— Отдыхай, моя радость, — улыбаюсь, слегка приподняв уголки губ. Диана смотрит на меня немигающим взглядом, улыбается в ответ. Услышала слова, они осознанно сказаны, не порыв. Еще раз провожу рукой по волосам, нагибаюсь, целую в лоб. Заботливо поправляю одеяло, оставляю ее в спальне. Выйдя из комнаты, встречаюсь глазами с Андреем Петровичем.

— Поговорим в кабинете, — киваю в сторону лестницы, врач послушно следует в указанном направлении. Внизу нас поджидает Зина, увидев меня, разворачивается в сторону кухни.

В кабинете привычная прохлада, Андрей Петрович передергивает плечами, Зина тут же заходит с подносом, ставит его на журнальный столик. Пока она наливает кофе, я сажусь за письменный стол, для вида беру телефон в руки.

— Очень вкусный кофе, — хвалит врач напиток после первого глотка, как только дверь кабинета закрылась.

— Турецкий, — поднимаю глаза на пожилого мужчину, терпеливо жду начало разговора. Он моментально все понимает, в два глотка допивает кофе, прочищает горло.

— Она пережила сильнейший стресс, — я не моргаю, но хочется сказать, что я тоже пережил стресс. У меня перед глазами пронеслась прошлая жизнь и все то, что я еще не успел с Дианой пережить. Естественно ни один мускул на лице не дрогнул, поддержки для продолжения беседы Андрей Петрович во мне не находит.

— Девушка для своего роста очень худа.

— У нее такая комплекция, гены.

— Я бы посоветовал проследить за ее питанием, сдать гормоны. Ей все же в будущем рожать, а недостаток массы тела не очень благоприятно сказывает на репродукции, — разговор о детях отдается тупой болью в области сердца. Я даже теряю нить разговора. Дети. Наверное, рано или поздно Диана захочет ребенка. А может двоих. Кто будет отцом ее детей? Я? Или кто-то другой? Мыслями возвращаюсь к сосунку. Точно не он. И с ним еще предстоит серьезно поговорить, парень явно чувствует себя хозяином жизни. Это легко исправить.

— Учтем. Что еще?

— Не мешало бы сдать анализы, — приподнимаю брови, врач торопливо поясняет, — это просто для уверенности, что все хорошо.

— Хорошо. Завтра Иван привезет с утра Диану для анализов. Все?

— Как вы себя чувствуете, Адам Сулимович?

— Замечательно, спасибо за беспокойство. Иван вас отвезет, — улыбаюсь, встаю, как только Андрей Петрович встает. Мы не пожимаем друг другу руки, потому что не друзья, потому что я ему хорошо плачу за визиты, потому что я являюсь главным инвестором его частной клиники. Когда-то он был частым посетителем в моем доме. Когда-то в его руках был смысл моей жизни. Он делал все, что мог. Я благодарил его, как мог.

Сжимаю руки, смотрю на костяшки. Пять лет… Сколько мне еще потребуется времени, чтобы боль перестала рвать мое сердце на клочья? Сколько еще мне потребуется выпить коньяка, чтобы забыть этот гребанный день? Забуду ли я его вообще когда-нибудь? Я как сейчас помню, помню каждую минуту, когда вечером раздался телефонный звонок, и незнакомый мужской голос сообщил мне об аварии…