Львиное сердце - Анна Акимова

– Она пошла за Ингой в вашей одежде?

– Да. Мы были примерно одного роста и комплекции, в моей куртке, с натянутым на голову капюшоном, ее вполне могли принять за меня. Вы понимаете, Алеша, Веронику застрелили, убийца стрелял ей в спину! Если он хотел убить именно ее, то не мог стрелять в женщину, одетую в дешевую китайскую куртку! Он должен был знать, в чем ходит Вероника, – таких шубок в нашем городке не носил никто, кроме нее. Леня купил ее Нике в каком-то навороченном бутике, это была эксклюзивная модель, она сама мне говорила. Стреляли не в Нику, вы понимаете? И это был не Костя, не Костя! Костя не мог убить меня, и он не мог убить Нику, когда рядом с ней была Инга!

– Значит, Веронику действительно убили на глазах у Инги!

– Да в том-то и дело! Каким чудовищем надо быть, чтобы убивать мать на глазах у ребенка! Вы представляете, что творилось с Ингой? Она полгода не разговаривала, я думала, так и останется немой…

– А когда она заговорила, что-нибудь рассказала? Что она видела, как это было?

– Нет. Она все забыла. Защитная реакция мозга – так сказали врачи. Если ребенок сталкивается с чем-то запредельным, разрушающим рассудок, память об этом событии блокируется…

– И вы не пытались ей рассказать, все от нее скрыли… – полуутверлительно сказал Баженов.

Аля посмотрела на него глазами, в которых стояли слезы.

– Я больше всего боялась, что она вспомнит! Вы не представляете, какой она тогда была. Когда их с Никой нашли, она сидела около мертвой матери, сжавшись в комочек, и глаза у нее были открытые и остановившиеся… И долгое время она так и жила – комочком. Я брала ее на руки, носила, она засыпала… Но стоило положить ее в кроватку и отойти, как она опять принимала ту же позу – кулачки, прижатые к груди, согнутые коленки… И глаза, открытые и неподвижные…

Аля заплакала навзрыд, закрыв лицо руками.

– Кто их нашел, как? Что он рассказал?

Она глубоко и прерывисто вздохнула, зашарила в сумочке в поисках платка.

– Они… Это была молодежная, вернее подростковая, компания, собирались там, у гаражей, с пивом, сигаретами, музыкой…

– У гаражей? – удивился Баженов.

– Да, Вероника с Ингой пошли через гаражный кооператив, это самая короткая дорога от садика до улицы, на которой располагалось детское кафе… Там, на пути, был еще пустырь, его только собирались тогда застраивать. Безлюдное место, но мы никогда не боялись там ходить, в Академгородке почти не было хулиганья… Вот на этом пустыре и нашли Веронику с Ингой…

Подростки, которые собирались у гаражей и первыми оказались на месте преступления, рассказали, что выстрелов они не слышали. Некоторые потом говорили, что был негромкий сухой звук… Они услышали сначала детский плач, потом какие-то невнятные крики, собачий визг, потом опять крик, и они пошли посмотреть. Увидели мертвую женщину, ребенка возле нее, и мертвую собаку…

– Собаку? – удивился Баженов. Про нее он слышал в первый раз.

– Да. Я забыла сказать, что у нас тогда была собачка, Нюша. Когда Вероника ушла за Ингой, Нюша увязалась за ней. И тоже погибла. Я думаю, она пыталась напасть на убийцу, и это еще один довод в защиту Кости – Нюша никогда не напала бы на него, она его обожала…

– Почему Костю вообще привязали к этому убийству?

– Ну, он ведь был бывший муж… Все знали, как он переживал этот развод. Он даже подрался с Леней, об этом тоже все знали. В Академгородке все на виду… К тому же после гибели Вероники ее мать и Леня Торопцев вдруг стали утверждать, что Костя угрожал ей. Это был настолько подлый поклеп… Этого не могло быть, Ника бы мне непременно рассказала… Но им все поверили, а алиби у Кости не было… Его сразу задержали, и кто знает, что с ним там делали… Мне свидания с ним не давали, хотя я обивала милицейские пороги, ходила по их кабинетам, пыталась что-то доказать… Но меня никто не хотел слушать. Только Саша мне верил, пытался помочь, но он мало что мог тогда, он был только стажером, его тоже никто не хотел слушать…

– Саша… это Сан Саныч, Сарычев?

– Ох да, извините, это я его так называю по старой памяти – Саша… Мы оба тогда были молоды, быстро перешли на «ты»…

– Аля, – осторожно начал Баженов. – Вы ведь с Сарычевым не виделись после этого много лет. Почему вы расстались?

– Нам с ним так и не удалось ничего добиться. Костю я больше живым не видела… Через месяц он покончил с собой, повесился в камере следственного изолятора. Дело сразу закрыли. Для всех Костя так и остался убийцей. А я стала сестрой убийцы…

– Вы боялись скомпрометировать Сарычева?

– Да. Вы уже поняли, что у нас с ним возникли отношения тогда, мы влюбились друг в друга… Но он был сотрудником милиции, причем потомственным, его отец тоже служил в милиции. А я – сестра убийцы… Я сама прекратила отношения с ним. Это удалось не сразу, он не хотел уходить, я долго и болезненно отрывала его от себя, пришлось лгать, придумывать несуществующие причины… Я не могла тогда поступить иначе…

– Простите, что спросил об этом… – сказал Баженов.

Они долго молчали. Он старался осмыслить новую информацию. Все равно ничего не было понятно. Единственно, стало яснее, что пыталась вспомнить Инга, что мучило ее, всплывая в памяти страшными видениями. У нее на глазах когда-то убили мать, и заснувшее на годы воспоминание начало пробуждаться… Но все остальное оставалось за гранью понимания. Кто и за что убил ее мать? Костя? Раньше он, Баженов, мог допустить это, но теперь… Как можно убить бывшую жену на глазах у собственного любимого ребенка? Это уже запредельно… А если Веронику приняли за Алю? Кто тогда?

– Аля, а кто и за что мог хотеть убить вас? – наконец спросил он. – Если Веронику приняли за вас?

Аля печально покачала головой.

– На этот вопрос, Алеша, я вам не отвечу. Мне было тогда девятнадцать лет, у меня не было врагов, соперников, соперниц – почти ничего не было, не знаю, кому я могла помешать…

– И кому теперь мешает Инга? – задумчиво сказал Баженов и тут же пожалел об этом.

Аля закрыла лицо руками, ее плечи затряслись. Баженову показалось, что она то ли закашлялась, то ли засмеялась, но скоро он понял, что это вовсе не смех, а судорожный плач.

– Кто, – отрывисто говорила она, задыхаясь, хватая воздух посиневшими губами. – Кто это делает с нами? Кто? Кто?

Голос ее сорвался на крик, крупная дрожь сотрясала тело, – было видно, что она пытается, но не может остановиться.

Баженов испугался. Он обнял Алю, прижал к себе, говорил какие-то успокоительные слова, но ничего не помогало.

Из дверей реанимации выглянула женщина-врач. Подойдя, она быстро оценила ситуацию и, вынув из кармана бледно-зеленой больничной формы телефон, произнесла несколько слов. Через минуту набежала бригада в таких же бледно-зеленых одеждах и увезла Алю на каталке.

– Доктор, что с ней? – спросил Баженов.