Футбол, деньги и те, кто рядом - Владимир Николаевич Абрамов

а потом и с Сергеем становилась очевидной… Я знал, что ОН должен прийти. Знал, потому что до этого к нам приходила его жена Оля, говорила, что Федя поправляется, что опять приступил к тренировкам в «Спартаке» и что ему нужна наша консультация, связанная с досрочным расторжением его контракта с французским клубом «Red Star». В Москве всё сильнее вступал в свои права грязный и холодный месяц март, а Федор Черенков, вернувшийся из Парижа несколько месяцев тому назад, тихо, без шумной прессы, как только почувствовал себя лучше, спешил скорее сбросить накопившийся лишний вес на тренировках в Сокольниках, чтобы вновь заявить о себе как о любимом народом футболисте.

Итак, однажды Федя тихо подошел к нашей комнате и остановился в проходе длинного и узкого коридора. Маша — инокорреспондентка нашей фирмы (она сидела лицом к двери) первой спросила: «Вам кого?» Я повернул голову к двери и с трудом узнал знаменитого Федора Черенкова — щеки на его некогда худом лице сейчас больше напоминали по форме чуть приспущенные футбольные мячи. Федор застенчиво мял в руках бесформенный головной убор, он сутулился и переминался с ноги на ногу. Его бежевый плащ с засаленными рукавами и воротником, точь-в-точь как у лейтенанта Коломбо в известном американском сериале, не придавал его осанке настоящего спортивного вида. Федя пробовал разгладить рукой слипшиеся на голове волосы и молча смотрел на нашего директора. Михаил Леонидович громко разговаривал с кем-то по телефону и, привстав со своего затертого кресла с рваными подлокотниками, застыл в позе буквы «Г», стараясь прижаться щекой к столу как можно ближе, чтобы стоявший в комнате гул не проникал к нему в уши, а проносился над головой. Маша, всегда любопытная и веселая (она любила интересных мужчин), скорее из вежливости повторила свой банальный вопрос. Федор, мыча от неловкости, указал на Никитина, видимо, пытаясь вспомнить его имя и отчество. Маша окончательно успокоилась и потеряла всякий интерес к посетителю. Я ёрзал на стуле и негодовал внутри себя, хотелось встать и крикнуть на всю комнату: «Маша, да ты что!..» В этот момент я, наверное, стучал себя по лбу пальцами правой руки (обыкновенно, если я волнуюсь, я энергично жестикулирую руками при разговоре). «Ты чего, Маняша? Это же Черенков?! Это гений футбола, любимец всех болельщиков страны. В том числе и мой, хоть я и не болею за „Спартак“». Но Маша, наша дорогая и любимая Маша, была слишком далека от футбола. Жаль. Мне были небезразличны её мимолетные эмоции, веселый заигрывающий и безобидный смех, широкая улыбка, яркие губы, белые ровные зубы и, извините за пошлый намек образа, небесно голубые глаза. Почему?.. Я помню, как однажды к нам впервые заглянул знаменитый в прошлом хоккеист (тоже, кстати, спартаковец) Якушев. Тогда он был уже главным тренером хоккейного «Спартака», и Маша, которая никогда его прежде не видела (разве что по телевизору), вдруг вскочила на ноги и громко крикнула: «Привет, Саня!» («Саня», правда, был постарше Марии лет эдак на двадцать). Высокий, стройный, в плаще с поднятым воротом, молодецкий, слегка взъерошенный чуб с проседью, руки в карманах, уверенный взгляд, суровое, изрытое ямками лицо. Якушев посмотрел на эту яркую стриженую блондинку с улыбкой и бюстом а-ля Мерилин Монро, его суровое лицо выпрямилось, складки под глазами разгладились, и этот всегда неулыбчивый человек вдруг округлил глаза и ласково сказал: «Привет!» Маша, и все, кто был в комнате, громко засмеялись. Ведь если Маше кто-то из мужчин нравился, то он ей нравился сразу, с первого взгляда. И тогда её благовоспитанность улетучивалась, и Мария становилась нарочито смелой и непредсказуемой. Эх, Маша, милая Маша, не понравился тебе тогда Федя!!..

Пожалуй, в тот момент Черенков был не расположен к «неуставным» взаимоотношениям с членами нашего трудового коллектива, казалось, он никого не замечает, кроме нашего директора. Федор был скован, однако старался быть предельно деловитым и кратким в своем желании проникнуть в финансовые тонкости своего контракта с французским футбольным клубом. Ему не сиделось на стуле рядом с Никитиным, он всё время привставал, не желая вникать в нюансы финансовых статей контракта (оригинал последнего сиротливо лежал на стуле). Федор просил нас помочь разобраться с ситуацией по судьбе его зарплаты, выплаченной ему французами за год вперед и отраженной на кредитовом авизо Евробанка от 21.09.90. на сумму 308 196,41 фр. франков (оригинал авизо Федор крепко сжимал в руках). Профессиональная специализация Никитина, нашего директора, не позволяла ему свободно ориентироваться в банковских документах, тем более что составлены они были на французском языке. Я дрожал от нетерпения, сознавая, что без моих разъяснений ему никак не обойтись, несмотря на то, что я был человеком новым в «Совинтерспорте», проработавшим в фирме каких-то пару месяцев.

По стечению обстоятельств в нашей фирме, состоявшей в то время из 14 человек, все сотрудники, включая директора, имели высшее международное экономическое образование и владели несколькими иностранными языками. Но из экспертов-оперативников только я знал французский, правда, изучал я его в институте в качестве второго языка, и в практике моей прежней работы он был нужен крайне редко, поэтому был мой французский в «глухом пассиве». А до того, как прийти на работу в «Совинтерспорт», я проработал более четырех лет в Африке финансовым директором представительства одной советской внешнеторговой фирмы, а потому знал все банковские премудрости и бухгалтерский учет на практике. И, в довершение ко всему сказанному, я безумно любил спорт, особенно футбол, ради чего, собственно и поменял место работы. Наш директор всё это знал.

Теперь же я впервые в своей жизни сидел лицом к лицу с воистину знаменитым человеком, которого, не зная лично, я уважал многие годы. Я хорошо запомнил его неясные затуманенные глаза, пересохшие и обветренные губы. От него не пахло французским парфюмом, скорее — потом вперемешку с кислым запахом изо рта. Я предположил, что приехал он к нам сразу после тренировки. Мы пытались разъяснить Феде шаг за шагом, что ему необходимо сделать, чтобы перевести деньги с его личного счета во Франции в Россию, как открыть валютный счет во Внешэкономбанке и затем снять наличные — поскольку в том финансово-валютном бардаке весны 1991 года разобраться не мог никто, к тому же никто не гарантировал Феде, что если все сделать по правилам, он получит все причитающееся, поскольку правила валютных игр наше Правительство могло менять и меняло всегда. Вполне удовлетворенный полученными разъяснениями, Федор ушел, оставляя многочисленные автографы сотрудникам нашей организации…

В начале лета прилетел в Москву Сергей Родионов. Сережа, предварительно позвонив мне