Смерть заберет с собой осень - Эмма Рид Джонсон

особенности под грудью, реже это касалось живота, ног и шеи.

От моих ногтей оставались длинные алые полосы, которые перекрывали собой жёлто-зелёные синяки, чтобы вскоре они превратились в фиолетовые точки лопнувших сосудов. Подобные отметины уже вовсю покрывали моё тело, и со стороны это выглядело довольно жутко, но сделать ничего не получалось. От любого соприкосновения с одеждой или водой зуд только нарастал, и порой мне казалось, что содрать с себя кожу – единственный выход.

Я шумно втянул носом воздух, жмурясь со всей силы. Чувствовал, что к глазам начали подступать слёзы, но в самый последний момент они испарились, оставляя после себя только разочарование и грустную улыбку: у меня уже не получалось даже плакать.

Когда в полной мере осознал это, то не смог сдержать сдавленного смешка. Мне не было ни радостно, ни грустно. Во мне вовсю бурлило отчаяние, которое я заглушал тем, что с троекратной силой начинал растирать тело мочалкой, вдыхая резкий аромат геля для душа.

Сам не заметил, как закончил смывать с себя пот и усталость прожитого дня и перебрался в наполненную разогретую ванну. Устало скатился, высунув руки и свесив их с края бортика. Подбородок лизнула тёплая вода, а коленки, наоборот, показались над ней, и их обдало прохладным потоком ветра.

Стоило приоткрыть глаза, как я заметил за полупрозрачной дверью размытый силуэт. Он сидел под ней, прислонившись спиной к стене, и напоминал мне щеночка, боявшегося оставить своего хозяина. Подтянувшись, я уткнулся щекой в сгиб своего локтя, пытаясь представить лицо Юки-куна:

– Что ты здесь делаешь?

– Сам сказал, что можешь умереть в душе, – вот я и проверяю, чтобы вода не затопила квартиру.

– Я преувеличивал. – Я продолжал тоскливо всматриваться в тёмное пятно за дверью. – Ванна автоматическая, поэтому такой исход маловероятен.

– Хотел бы я сказать: «Какая жалость!», но не буду.

– Ты уже это сказал.

– Какая жалость!

Краем уха слышал, что пряжка ремня вновь звякнула. Судя по тому, как лениво двигался его силуэт, он складывал мои разбросанные вещи. Мило.

– Юки-кун, можно спросить? – Этот вопрос давно мучил меня, и показалось, что задать его вот так, когда мы не могли отчётливо видеть друг друга, было проще.

– Ты всегда можешь попробовать, – иронично отозвался он.

– А сколько… – Я скривился, подтягивая к себе ногу. Вода с плеском покачнулась и немного вытекла за бортик, одинокой струйкой утекая в слив. – Скольким до меня ты открывался?

Какое-то время он молчал:

– Опять ты говоришь как-то абстрактно.

– В смысле «абстрактно»? – С силой вдавливая ладонь в щёку, я начал тереть левую часть лица. – Смысл моего вопроса был предельно ясным.

– Неужели? – Он постучал костяшками пальцев по двери, запрокидывая голову. – С чего ты решил, что я вообще часто общаюсь с людьми?

Его ответный вопрос ввёл меня в тупик. У меня не выходило ни подтвердить, ни опровергнуть свою же теорию, но я старался отталкиваться от обычной логики: ему была не одна сотня лет, а в легендах Юки-онна не только убивала заплутавших путников, но и могла остаться с ними до конца их дней.

С хмурым видом я озвучил ему эти мысли.

– И опять вернулись к началу, да? – то ли кашлянул, то ли рассмеялся Юки-кун. – Ладно… Бо́льшую часть жизни я провёл либо в одиночестве, либо с А-тян. В разные периоды были не только люди, но и ёкаи, но нас связывали приятельские отношения или около того. Если говорить о ком-то большем…

Юки-кун замялся.

– В последний раз это было где-то в период Эдо. Я познакомился с одной девушкой, её звали Акио Юмеко. – Голос его наполнился скорбью, и было стойкое ощущение, что каждое слово давалось ему с большим трудом. – Но наша история не была счастливой, скорее наоборот – весьма и весьма трагичной.

– Что случилось? – осторожно поинтересовался я, снедаемый любопытством.

– В ту пору я делил своё существование не только с А-тян, но и с ещё одним парнем… – Юки-кун тяжело вздохнул. – Он инугами[32], тоже ёкай, но наша с ним связь оказалась довольно болезненной: он отчаянно считал меня чем-то незыблемым, превознося мою заботу как нечто извращённое – в том плане, что он был готов боготворить меня за любой пустяк.

– Оу…

– Да, тоже так думаю. – Юки-кун хмыкнул. – Я всегда воспринимал его как непутёвого младшего брата, но ему было этого мало, а с появлением Юмеко… Он свято верил, что она меня приворожила и пыталась обмануть, а потому я был втянут в любовный треугольник, который закончился тем, что тело Юмеко давно истлело в земле, а наши пути с Рэем разошлись.

– Ох, прости, что заставил вспомнить всё это. – Я с грустью всматривался в его поникший силуэт, абсолютно не зная, что следовало ещё сказать.

– Позволь тогда мне задать встречный вопрос: любил ли ты кого-нибудь?

Я хрустнул костяшками пальцев, уже точно зная свой ответ: нет.

Я влюблялся. Меня влекло. Или я просто искал общества с понравившимися мне людьми, но никогда не испытывал к ним более глубоких чувств. Я был из тех, кто, сидя в метро, мог нафантазировать всякое, начиная от конфетно-букетного периода с романтикой, как в голливудских фильмах, и заканчивая сюжетом с типичного порносайта. В этом не было никакой закономерности и логики, а про героев своих грёз я зачастую забывал через несколько минут.

Если говорить откровенно, то я даже не мог с уверенностью утверждать, что любил своих родителей.

Это было странное и одновременно с тем пугающее чувство. Мы были одной крови, они воспитывали меня, и, несомненно, я привязался к ним, но слышать от мамы такое простое «люблю тебя» казалось не то чтобы диким, но неправильным, и вся неправильность заключалась лишь в том, что у меня не получалось сказать это в ответ. Она никогда не акцентировала на этом внимание и вряд ли вообще замечала те колебания и страх в глубине моих глаз, но то, что они были, – неоспоримый факт.

Я был ужасным сыном, братом и другом.

– Нет. – Всей пятернёй я взъерошил влажные волосы. – Быть одному порой куда легче.

Между нами повисла тишина.

Медленно подняв руку на уровне глаз, я смотрел на подушечки пальцев. От влаги они сморщились и напоминали изюм.

Как быстро он забудет обо мне после моей смерти?

– Юки, – я вылез из ванны, подхватывая полотенце и вытирая тело, – скажи честно, почему именно я?

Натянув нижнее бельё, я потянулся к двери. Юки-кун уже стоял, вероятно, ожидая меня. В руках его были полотенце побольше и махровое покрывало. Нисколько не размышляя, он накинул их на меня. Полотенце повисло