Смерть заберет с собой осень - Эмма Рид Джонсон

но примерный смысл всё равно улавливал. – Если бы не мы, ты бы не страдал. Это наша вина.

Сейчас я чувствовал себя самым взрослым и разумным в этом доме. Видимо, родители решили сойти с ума чуть раньше меня, что как бы совершенно мне не помогало. Я понимал, что они больше моего переживали из-за моих болезней, но это было слишком – мне требовалась поддержка, а не несколько взрослых детей, которые кидались из крайности в крайность.

Это было эгоистично, но умирал именно я, а не они. Это я должен был впадать в сумасбродство и творить всё, что придёт в голову, а они – держать меня на плаву.

Что-то явно пошло не так.

Но где? Почему? Когда мы свернули не туда и поменялись ролями?

Я осторожно накрыл его ладонь своей и постарался оторвать его пальцы от бутылки:

– Это не ваша вина.

Отец сдался и позволил мне забрать бутылку. Он жалко завыл, зарываясь пальцами в волосы, а я не знал, как мне привести его в чувства и успокоить. Закусил с силой нижнюю губу, глядя на него со смешанными чувствами: отец всегда казался таким сильным и, несмотря на свою холодность, был крепкой опорой. Он натаскал Асахи до того, что тот теперь ни от кого не зависел, всегда обуздывал нрав мамы, чтобы та не натворила ерунды, и…

Глядя на наши отношения, я не видел ничего, в чём он бы мне помог, если не считать того, что отец полностью оплачивал больничные счета и помогал моему брату с университетом. По какой-то неизвестной мне причине Асахи вызвался проспонсировать моё обучение, что было весьма неожиданно с его стороны, но отказаться я не посмел. Обременять подобными заботами родителей я не мог, а на одних только подработках обеспечить себе необходимую сумму было невозможно.

Но также я понимал, что методы моего отца несколько разнились с тем, что навязывало общество. Он наверняка делал для меня много всего, чего я просто не замечал. Не из-за невнимательности, а из-за того, что он делал упор на другие аспекты жизни. Отец относился к нам с Асахи одинаково: ругал, когда считал нужным, наставлял в своей отчуждённой манере и зачастую задевал этим меня и брата, когда мы были помладше, но в конечном счёте его намерения всегда были благими и приносили нам только пользу.

Подтянул бутылку к себе, намереваясь отставить её в сторону, но тут отец резко схватил меня за руку, и та выскользнула из моих пальцев. Раздался оглушительный звон. Одна из её сторон раскололась и рассыпалась на множество осколков. Они усыпали залитый алкоголем пол между мной и отцом. Я хотел вырваться из его хватки, чтобы принести щётку и замести это, пока он не поранился, но отец только потянул меня на себя.

– Отпусти. – Я отпрянул, боясь наступить на осколки. – Мне больно.

– П-прости. – Сначала мне показалось, что мои слова и красный отпечаток его пальцев на моём запястье отрезвили его, но это было не так. – Прости.

Отец метнулся ко мне. Ноги его подкосились, и он припал коленями к полу. Он тянул меня за низ футболки, уткнувшись лицом в мой живот, и затрясся в беззвучном плаче.

Меня замутило, как если бы кто-нибудь столкнул меня в пропасть. Последнее, чего я желал, – это видеть своего отца рыдающим, точно маленький ребёнок.

Мне стало страшно.

Страшно потому, что даже если он больше не мог притворяться, что всё будет хорошо, то как я мог делать вид, что не умирал в эту самую секунду? Как я мог улыбаться, смеяться и играть роль счастливого парня? Мог ли я дожить до Рождества, чтобы подарить Юки-куну эти китайские стихотворения? А сдать экзамены? А ещё раз съездить на неделю к бабушке и дедушке, как делал это каждый год? А будет ли у меня время сводить Юки-куна в мою любимую раменную, пересмотреть с ним какой-нибудь фильм и заглянуть на выставку Кицуко-сан? А будет ли…

Этих «а будет ли…» оказалось так много, что я вновь ощутил свою беспомощность перед временем. Я не успел сделать так много, и при всём желании у меня бы не получилось наверстать упущенное. Я умру, так и не познав всё, что хотел. Я умру, не дочитав любимые истории, не доиграв в любимые игры, не досмотрев любимые дорамы. Я никогда не познаю вкус настоящей взрослой жизни. Никогда не обзаведусь собственной семьёй. Никогда не буду жаловаться на высокие налоги, счета или на то, что мой начальник слишком много о себе возомнил, – такая надоедливая глупость, но даже она была мне недоступна.

Я опустился вместе с ним на пол, обхватывая его сотрясающиеся плечи. Вдыхал резкий аромат перегара, который перемешался с приятным запахом шампуня, и со стоящими в глазах слезами нервно сглатывал, бездумно пялясь в одну точку. Она расплывалась и покачивалась. Отдалялась, как и моя возможность прожить долгую и счастливую жизнь.

Кажется, я родился неудачником.

Но зачем? Зачем вселенная позволила мне существовать и прожить эти двадцать лет? Что она этим хотела показать мне и этому миру? Что я такого совершил в прошлой жизни, что сейчас вынужден был так страдать? Неужели я топил котят или избивал стариков и детей плетью?

– Это всё наша вина, – как безумец, повторял отец. – Если бы не мы… Это всё наша вина… Мне так жаль… так жаль… Прости нас, Акира, прости…

Часть моей футболки пропиталась его слезами и липла к коже. Он продолжал рыдать и извиняться, но я не мог больше этого выносить. Каждое его слово хлестало меня по щекам, и единственное, чего я хотел, – это чтобы всё поскорее закончилось.

Я устал.

Просто устал.

И не только я – все.

Отец и мама, брат, врачи. Мы так долго сражались за то, чего не достичь, что все выдохлись. Достигли своего лимита. Больше ни у кого из нас не осталось сил притворяться и выдавливать фальшивые улыбки.

Мы просто устали…

Над нами раздавались голоса. Кто-то звал меня по имени, но я ничего не слышал, монотонно поглаживая отца по спине. Всё происходящее казалось не более чем странным фильмом, который крутили изо дня в день, а сейчас была та самая мерзкая и отвратительная часть, показанная в замедленной съёмке, чтобы зритель смог полностью впитать весь негатив, словно губка.

Меня подняли на ноги.

Я видел маму, упавшую перед отцом. Она трясла его за плечи, утирая тыльной стороной ладони скатывающиеся слёзы.

Это было странно. Неправильно. Всё вокруг было не таким, каким должно быть.