Вечная молодость графини - Екатерина Лесина

Конечно, а кровь откуда? И нос распухший, и под глазами синева плывет-расплывается. И над бровью царапина.

– Носовая перегородка, вероятно, повреждена, но с этим я сам способен справиться.

О да, он всегда и со всем справляется сам. Вот только стекло из рук вытаскивать неудобно.

– Кровотечение прекратилось. Рассечения не столь глубоки, чтобы возникала необходимость в использовании хирургических методов изоляции ран.

– Заткнись, – Дашка кинула берет в угол, зубами стянула перчатки, отправив к шляпке. И пальто, скомкав, швырнула на стул. – Где руки вымыть можно?

– Там, – кивнул он в сторону двери и, задумавшись, предупредил. – Но там тело. Тебе будет неприятно.

Ей уже неприятно. А тело… ну на своем веку Дашка навидалась всяких тел. Правда, перед дверью она все равно задержалась, пытаясь по памяти восстановить обстановку. Умывальники сразу слева, а стол справа и чуть в стороне. Если повернуться боком, то тела она и не заметит.

Под ногами захрустело стекло. И упавший шкаф преградил путь. Гудела вытяжка, но не справлялась с тяжелой формалиновой вонью. Дашка зажмурилась, пытаясь не смотреть не столько на стол, сколько на пол. Кровавые пятна на нем вызывали приступы тошноты и жалости.

Руки она вымыла быстро. Надела пару перчаток, на упаковке которых значилось: «Стерильно». Вернулась в предбанник. Адам успел кое-как разослать полотенце и теперь терпеливо ждал.

– Инструменты в шкафу. Антисептик – тоже. И бинт.

– Ты понимаешь, что это может повториться? – Дашка выставила на стол набор первой помощи. Подвинула лампу, хотя света и без того хватало.

– Нет.

– И почему ты так уверен?

– Потому, что у данного человека имелся конкретный повод для подобной реакции. И как следствие – требование. Я собираюсь его исполнить. Более того, повод, который показался ему значительным, на самом являлся результатом моего неумения контактировать с людьми.

Дашка плеснула перекисью на вату и осторожно приложила к ладони. Вата тотчас порозовела.

– Хочешь сказать, ты кого-то послал, и он настолько разозлился, чтобы пробраться на охраняемую территорию с битой и намерением поквитаться?

Наверное, ему было больно, ведь, что ни говори, но Адам – живой человек! Однако сидит спокойно, руки держит, только с аптечки взгляда не сводит.

Крепко ему тогда досталось. А Дашка не помогла. Она себе-то помочь пыталась, а про него забыла и теперь ненавидит за то, что забыла.

– Я выразил неудовольствие Ольге, сказав, что ее эмоциональный настрой не соответствует роли, которую она должна исполнять на работе. Она провела ночь у любовника…

…и если бы перед Дашкой сидел другой мужик, то она решила бы, что он ревнует.

– …и была излишне весела. Предполагаю, она неверно оценила мое замечание. Пожаловалась партнеру.

А он пришел с битой защищать честь подруги. Дашка сама этой Ольге космы крашеные повыдирает!

– Поскольку я не собираюсь увольнять Ольгу, считая ее ценным работником, то инцидент не имеет шансов повториться.

Блаженны верующие.

Первый осколок удалось подцепить не сразу, острые края пинцета соскальзывали, раздирая рану, но Адам терпел.

– Дарья, а твой разговор имел результат?

– Что? Ах да, имел… рассказать?

– Расскажи.

Кусочки стекла падали в чашку Петри, и по дну ее расползались пятна крови, на просвет выглядящие не красными – бледно розовыми.

Дашка рассказывала, Адам слушал. Железный он, что ли? Вот Дашка ни за что в жизни не смогла бы так сидеть, спокойненько и даже с улыбочкой.

– Вроде все. Мелкие я не достану, – Дашка отложила пинцет и взялась за антисептик. Поверху наложила бинты, которые пропитались кровью и лекарством, и разукрасились в красно-желтые цвета. Казалось, что Адам варежки надел, плотные и нарядные, но неудобные.

– Это не логично, – сказал он, пробуя согнуть руку. Поморщился. – Если вещь представляет историческую ценность, причем такую ценность, что на вещь оформляется страховой договор, то эту вещь держат в соответствующих условиях. Безопасность и стабильный микроклимат одинаково важны.

Все-таки он голова. Хоть и больная напрочь.

– Сиди, – велела Дашка. – С лицом разберусь. Уж извини, шить я не умею, но хотя бы кровь вытру.

Сидел. Глаза закрыл, но сам так и не заткнулся.

– Таким образом встает вопрос, почему госпожа Красникина возила столь важную вещь в машине, ко всему, насколько понимаю, в пакете, что совершенно не соответствует статусу и ценности предмета. Более того, при теоретическом допущении возможности развития событий описанным образом за данным пакетом велось бы пристальное наблюдение, которое сделало бы невозможным незаметное его изъятие.

– Хочешь сказать, Маша Капуценко не крала гребня?

– Да. И ты сама подтвердила мою теорию, заметив отсутствие реакции девушки на повторную пропажу.

Именно. Тогда выходит, что гребень Маше подбросили. Кто? И зачем? И главное, как это связано с убийствами?

– Спасибо, – Адам отстранился и руку Дашкину отодвинул. – Пожалуй, дальше я справлюсь сам.

Справится. Или притворится, что справляется. Он же ребенок, не знает, что играть в самостоятельность и быть самостоятельным – вещи разные.

– Мне бы хотелось, чтобы ты передала некоторые образцы тканей доктору Кодровскому. Я напишу, какие анализы мне нужны. Желательно, чтобы их провели по возможности быстро.

Дашка кивнула. Проведут. Кодровского она знает, тут решится просто – платишь деньги, получаешь результаты. Везде бы так. Только вот уезжать надолго страшновато. Может, Адама с собой захватить?

Он будет против. Адам прячется в своем царстве мертвых, считая его самым безопасным местом на этой треклятой планете. И псих с битой – не тот аргумент, который переубедит Адама. И что делать Дашке? Попрощаться? Уехать? Забыть до поры, до времени?

Раньше у нее получалось. Тягостный визит раз в три месяца, полчаса монолога, в который Адам вставляет редкие реплики, напрочь лишенные смысла, и бегство. Обязательное мороженое до разговора, непременная сигарета – после.

– Адам, а ты… ты не хотел бы поехать со мной? Прогуляться?

– Нет. После загляни к Красникиной. Узнай ее версию. И версию шофера.

– Шофера?

Адам поскреб забинтованной рукой подбородок.

– Она привыкла к определенному образу жизни. Если она взяла шофера, у тебя будет еще один свидетель. Если она не взяла шофера, то…

– …то дело совсем не в разговоре с Машкой! Ради сердечных дел племянника Красникина не стала бы нарушать существующий порядок! Ты просто чудо! Только пожалуйста, Адам… умоляю тебя, будь осторожен! Закройся и… и я поговорю с Ольгой. Я из нее душу вытрясу!