Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт

блеска; их ухищрения гораздо лучше выражали их подлинность, нежели природа, а их привлекательность больше зависела от поведения, нежели от анатомии. Внимательно рассматривая эту сотню девушек, я подумал, что, если бы мне велели выбрать нескольких, мои предпочтения в этой обстановке сильно отличались бы от сделанных снаружи.

Едва эта мысль пришла мне в голову, как я одернул себя: я же пришел за Нурой! Как я мог позволить себе так отвлечься! О, как же я завидовал оставшимся во дворе евнухам! Я готов был подписаться под объявленным Богиней Инанной запретом: ни одна особь мужского пола не должна проникать сюда. Мое возбуждение угрожало не только моему плану, но и моей жизни. Я до боли щипал свой член, сглатывал слюну и равнодушным взглядом, который должен был бы опознать Нуру, окидывал присутствующих. И мгновенно тела утрачивали плотность, объем, особость и сияние; они сливались с каменными стенами или мраморным полом, становились неразличимыми, исчезали. Ни одно из этих тел не принадлежало той, которую я искал, поэтому для меня они просто переставали существовать.

Отчаяние леденило мне душу. Нуры в этом зале омовений не было. Может, она еще дремлет?

Сбежав из бани, я, пока не воротились купальщицы, принялся исследовать внутренний двор, в который выходили комнаты пленниц. Одно крыло – я оглядел каждый уголок, другое – несколько затворниц уклонились от публичных омовений, третье – Нуры нигде не было. Я осматривал четвертое, когда заметил проникший в сад знакомый силуэт. Не удержавшись, я вскрикнул:

– Нура!

И тут же упрекнул себя за неосторожность. Своим мужским голосом я выдал себя.

Я замер и прислушался.

Но ничего не произошло. К счастью, это крыло оставалось пустынным, потому что женщины и евнухи задержались в банном флигеле. Да и Нура не расслышала моего призыва. Я инстинктивно устремился по ее следам, впрочем, не забывая о необходимости владеть собой и имитировать осанку Дианы. Замедлив шаг, я вошел в аллею, в которую углубилась Нура. За четвертым поворотом я заметил ее хрупкую фигуру, гибкую осанку, тонкие руки, которые не прикрывала туника, ее водопадом струящиеся по узкой спине волосы. Я догнал ее и прошептал: «Нура!» Она не расслышала. Я прикоснулся пальцем к ее плечу. Она обернулась и, нахмурившись, бросила на меня суровый взгляд:

– Чего тебе надо? Зачем ты остановила меня?

Именно ее лицо я разглядел тогда, во время своего странствия, она ехала в повозке с другими пленницами, и ее силуэт я дважды видел, когда перевоплотился в сокола, – однако это была не Нура.

– Остановила, а сама молчишь? – с раздражением бросила незнакомка. – Что за дура!

Она презрительно отвернулась от меня.

И я, раздосадованный, остался один среди роз и кудрявого вьюнка.

Где ты, Нура?

Чтобы сбежать, я дожидался вечера. Опасаясь знаков внимания со стороны навязчивого Бальмунамхе, я уединился на террасе, откуда мог наблюдать, сам оставаясь невидимым. Только голубки и воробьи заметили мое неподвижное присутствие и, безразличные к химере, устроившейся на их территории, – двуногому с мужской статью и в женском обличье, – спокойно продолжали свою неприметную пернатую жизнь.

Обжигающий воздух был насыщен пылью.

Меня сразило отчаяние. Ошеломленный, я постепенно осознавал, сколько глупости было в моем упрямстве. Избороздить всю землю? Какое безрассудство! За те шесть лет, что я мерил мир шагами, он не переставал увеличиваться. Может, он приберег для меня еще шесть лет новых скитаний, пока я не обойду его? Или больше? Да, разумеется, у меня впереди были века, за это время ничто не ускользнет от меня… но когда же я достигну цели? Мои рассуждения имели смысл, но казались непродуктивными. С чего вдруг я убедил себя, что Нура попала в Страну Кротких вод? Почему и Тибор думал так же? Мы отсеивали факты по прихоти наших желаний; мы принимали решения вместо того чтобы покориться смятению; наше отчаяние сочилось надеждой. Только вот воля не порождает истины, а решимость не изменяет реальности. Я снова потерпел неудачу. Я не нашел Нуру, я не освободил ее и не сообщил ей, что ее отец жив. Что же касается Тибора, мой провал огорчит его и лишит остатков здоровья.

Лежа на террасе под самой крышей, я следил за подступавшими к долине отрядами, разгоряченными, пестрыми, шумными, сплоченными, поражавшими роскошью военной формы, блеском шлемов и доспехов. Позади строя пехотинцев под ритмичный бой барабанов шли тысячи рабов. Я не мог различить их лиц, но невольники были очень разного роста – очевидно, что, кроме мужчин, среди них присутствовали женщины и дети.

На подъездных путях и у крепостных стен стала собираться толпа горожан; они бурно приветствовали быстро приближающихся победоносных солдат. От этого мое поражение становилось еще горше. Разумеется, мои симпатии были на стороне побежденных, этих незнакомых мне пленников.

День близился к концу. Облачка шлейфом тянулись за заходящим солнцем и превращались в языки оранжевого пламени. Разбитый и отчаявшийся, я дожидался вечернего покоя, когда сумерки открывают в душе дальние шлюзы и освобождают нас от суетности, спешки и тревог. Скоро под покровом тьмы я уйду. Для этого мне придется избежать встречи с Бальмунамхе, томящимся в ожидании обещанной ночи любви. Я поднялся, размял онемевшие ноги и прикинул, как мне лучше улизнуть отсюда.

Раздались звуки труб. Они взрывались, слащавые, бодрые или болтливые. Люди внизу бросились бежать. Женщины и евнухи рассыпались в разные стороны. Ветерок тревоги пролетал среди садовой листвы; это лихорадочное состояние коснулось даже экзотических птиц, они закричали. Я силился расслышать реплики пленниц.

– Он идет!

– Скорей.

– Побыстрей, надо переодеться.

Мощным пронзительным голосом Бальмунамхе проорал:

– Визит Нимрода! Наряжайтесь. Никакого нижнего белья. Прозрачные платья.

Я с тревогой вспомнил о предостережении Дианы: если Нимрод придет проведать свои завоевания, я буду разоблачен.

Что делать? Лезть на крепостную стену еще рано.

– Диана! Диана, где ты, моя красавица?

Я подполз к краю террасы и увидел Бальмунамхе. Его маленькие, почти желтые, как у змеи, глазки искали меня. Бежать в сад или возвратиться к себе в комнату? Исключено!

Снова энергично и игриво грянули трубы, их подкрепили ударные и поддержали свирели. На сей раз громыхание доносилось уже из дворца, а не из башни, и сила его нарастала. Процессия, сопровождающая Нимрода в женский флигель, тронулась с места. Очень скоро часовые отопрут широкие ворота.

Я скатился по лестнице и прижался к стене. Куда бежать? Если в эту сторону, то я наткнусь на царский кортеж, если в другую – столкнусь с Бальмунамхе и его приспешниками. Я был загнан в угол. Бешеный пульс громко отдавался в барабанных перепонках.

Внезапно я почувствовал, как меня