📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаВрата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 125
Перейти на страницу:
призрачной жизни. Пройдя период восхищения Панноамом, я восстал против него: он навязал мне супругу, Мину; он украл у меня ту, которую я обожал, Нуру; под маской человеколюбия он скрывал свой эгоизм и обманывал нашу деревню ради собственного обогащения. Если бы я не восстал, то плясал бы под его дудку, а не жил бы своей жизнью. Мой протест, сперва робкий, затем открытый, не искоренил нашу любовь, но внес в нее определенные штрихи, уточнения, а главное – очертил границы. Я отдалился. К тому времени, когда Панноам умер у меня на руках, мы уже расстались, и наше прощание объединило нас во имя того хорошего, что было у нас в прошлом. А вот Дерек не сумел противостоять Панноаму. Будучи бастардом, он только трижды видел его в своем детстве, к тому же последний раз повлек за собой его чудовищное калечение. Дерек рос в одиночестве, исполненный ненависти и злопамятства, лишенный благотворных конфликтов и возможности бросить Панноаму вызов. Вывод? Он так никогда от него и не освободился. Панноам продолжал существовать внутри него – тот Панноам, который лгал, предавал, разрушал. Не сумев порвать со своим родителем, Дерек взял его за образец и внутренне возвращал его к жизни. Отдавал ли он себе отчет в этом? Едва ли… Темный, нутряной, стихийный импульс заставлял его повторять и даже превосходить Панноама, превосходить, поступая еще гаже.

Теперь Дерек звался Нимродом и управлял самым могущественным городом Страны Кротких вод. Такое положение соответствовало его наглости. Жажда власти и денег компенсировала в нем отсутствие любви; почести или раболепство подданных заменяли ему их привязанность; женский флигель самым печальным образом свидетельствовал о его горячем желании быть любимым. Я по своему обыкновению порицал его поступки, но не его самого. Можно ли обвинять меч за то, что враг искривил его? Дерек внушал мне противоречивые чувства: сострадание, окрашенное отторжением, нежность, смешанную с ужасом, и антипатию на грани симпатии. В замешательстве я постоянно разрывался между желанием спасти его и спастись самому.

Но сейчас было не до сомнений: нельзя, чтобы Дерек узнал, что я выжил после обезглавливания. К тому же, как мне рассказала Нура, он полагает, что ему даровано долголетие, но не бессмертие. Покуда он боится смерти, он опасается и еще чего-то. Как только он вообще перестанет испытывать страх, его уже не остановит никакое препятствие. Во благо человечества нам следовало держать его в неведении. Он никогда не должен был обнаружить поразительный дар, поднесенный нам молнией.

– Вперед, в Киш!

Саул и Маэль поднялись, Роко в нетерпении переминался с лапы на лапу: ему не терпелось вновь пуститься по дорогам, дышать чистым воздухом и совершать нескончаемые переходы. Напоминающие гигантские корзины лодки – корпусы из ивняка, герметичность которым придавали обтягивающие их кожи, – указывали нам нужное направление.

В низине выходил на поверхность источник битума, этой готовой к употреблению земляной смолы. Вокруг суетилось семейство. Дети подбирали с земли асфальтовые змейки и передавали матери, которая соединяла из них комки. Сплющившись под собственным весом, они затем сохли на земле, после чего отец пересыпал их песком и укладывал в корзины для транспортировки. Из беседы с ним я узнал, что в Кише, куда он собирался доставить земляную смолу, ею отапливают дома или используют как горючее для светильников, а также, благодаря ее клеящим свойствам, используют при укладке кирпичей, а герметизирующим – в строительстве террас, водосборников и тростниковых лодок. Нередко к ней прибегают и другие ремесленники, например, изобретатели косметических средств и производители орудий труда, которые применяют смолу в качестве замазки для прикрепления рукоятки к бронзовому наконечнику, а художники с ее помощью инкрустируют свои фрески перламутром, раковинами и драгоценными камнями[42].

Киш… Инстинктивно я двигался в сторону соперницы Нимрода царицы Кубабы. Будто чуя, что она, его конкурентка, воплощает собой его противоположность.

Но не окажется ли она подобной ему? Или даже хуже…

* * *

Никакой возможности добраться до царицы Кубабы. И никаких следов Волшебника Гавейна.

Пять недель назад мы остановились в крошечной гостинице-пансионе по соседству с городскими укреплениями; при ней был двор, обнесенный тремя кирпичными стенами, которые украшали голубые глицинии, и закрытый хибарой, которая отделяла нас от переулка. Это убогое жилище приводило в восторг не любящих пространство Саула и Маэля, и они с удовольствием жались к Роко и ко мне, словно чувствовали себя в привычной им тесноте шатра. К своему великому удовольствию, я вновь обзавелся бородой, волосами на руках и ногах и шевелюрой.

Киш не производил никакого впечатления. В нем не было ни блеска, ни монументальности Бавеля. Его скромность выглядела обыденной и утешительной: обыденной была беспорядочная теснота его низких домишек, сбивавшихся в кучу так, что крыши одних цеплялись за террасы других; утешением были цветы, которыми жители города украшали окна, дворики, выступы, стенки и крошечные площади. С помощью растений они обжили город. Верхушки пальм прорастали сквозь крыши, словно проклюнувшиеся в глиняном горшке, а жасмин и розы карабкались по оштукатуренным стенам. Потрескавшиеся фасады покрывались травинками и лиловыми побегами. Повсюду пестрели разноцветные лепестки, архитектуру кокетливо обвивала обильная листва. Растительность строила глазки камню. Если Бавель производил впечатление выстроенного города, то Киш – обитаемого.

По плану, определенному для городов этого края, от крепостных стен к храмам и официальным зданиям поднимались тесные улочки. От всего веяло добротностью, даже от царского дворца, не столь просторного, как обиталище Нимрода, без рвов и сторожевых будок, избавленного от непрестанных патрулей и скромно обнесенного колючей живой изгородью. Новшеством, которое сильнее всего поражало меня в этих городах, были торговцы. В моей деревне появлялись только ремесленники: продавец гончарных изделий был гончаром, продавец тканей – ткачом, каждый торговал своей продукцией. А в Бавеле или Кише люди предлагали товар, который не производили! Это меня изумляло. Тут ювелир, который не умеет ни шлифовать, ни фальцевать. Там продавец посуды, никогда не прикасавшийся к гончарному кругу[43]. Торговля предшествовала торговцу, долгое время обходилась без него, а затем создала профессию торговца. Признаюсь, с того дня и на многие века я сохранил двойственное отношение к посредникам, даже считал их паразитами, ведь что-то во мне по-прежнему оставалось привязанным к прошлому и глупо сопротивлялось сложному увеличению товарооборота.

Покровительствовал городу Бог Забаба с обликом грифона: с крыльями и головой орла и туловищем льва. Хотя жители поклонялись также Инанне, Думузи, Энки и Нингирси, Бог-воитель Забаба когда-то прочертил священные границы, и важнейшие молитвы обращали именно к нему. Простой и приветливый, Киш не пленял – он давал гостю время самому проникнуться

1 ... 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ... 125
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?