Темница тихого ангела - Екатерина Островская

Он еще нескольких человек подключил к установлению возможной причастности к убийству владельцев «Гранд Чероки» или лиц из их окружения, но все тщетно. Адрес единственного зарегистрированного в Москве Суркиса В.О. установить удалось быстро. Оставалась надежда отыскать кого-нибудь из близких капитана Суркиса – жену, может быть, но покойный капитан был одиноким, по крайней мере, жил один, и частный детектив, побывавший в его доме, сообщил, что соседи самого-то Суркиса плохо представляют, видели редко, не могли вспомнить, на какой машине он ездил, но то, что не на черном внедорожнике, знали наверняка.

Впрочем, оставался еще один ход, представлявшийся Шамину надежным для использования в суде: слить часть имеющейся у него информации с тем, чтобы причастные к убийству думали, будто он располагает определенными уликами против конкретных лиц. Тогда его как адвоката постараются отстранить от ведения дела, вряд ли попытаются купить – скорее всего, просто ликвидируют. Опасная игра, конечно, Алексей Романович прекрасно понимал это, но только так он рассчитывал встретить врага лицом к лицу.

Однажды он заглянул к следователю, ведущему дело, и «проговорился», что его усилия по оправданию Рощиной не напрасны: на заседании суда будут приведены свидетели, которые не только опровергнут все выводы следствия, но и назовут имя непосредственного убийцы.

– Не верю, – усмехнулся следователь, – таких свидетелей не может быть.

– Предлагаю пари на любую сумму.

– Если вам что-то известно, вы обязаны сообщить это следствию.

– Но и я вам тоже не верю, – парировал Шамин. – Вы же прекрасно понимаете, что неопытная девушка не могла с такой легкостью застрелить двух человек. А ведь каждый ее выстрел был смертелен.

– В жизни случается всякое.

– Всякое, – согласился Алексей Романович. – Но только мужчина не может родить ребенка, а продажный следователь – здравую мысль.

Разговор был окончен. Но с той самой минуты Шамин точно знал, что теперь он под постоянным наблюдением. Следят не только за каждым его шагом или словом, сказанным по телефону, но и за ходом его мыслей.

Потом он еще подлил масла в огонь, когда обратился с запросом в управление ФСБ с просьбой сообщить: числится ли в кадрах управления капитан Суркис Владлен Оскарович?

Естественно, никакого ответа он не получил.

Все это Шамин рассказал Торганову.

Николай выслушал молча.

Алексей Романович поправил шейный платок и сказал:

– А теперь я расскажу вам, как чуть было не заподозрил сестру убитого Рощина – Людмилу Юрьевну.

– Простите, Алексей Романович, – перебил адвоката Торганов. – Мы встречаемся уже во второй раз, вы подробно рассказываете обо всем, но я до сих пор не понял – ведь столько фактов в защиту Татьяны, столько свидетелей, а результат нам с вами известен. Расскажите, минуя подробности, как так получилось?

– Вы куда-то спешите сегодня?

– Никуда, – ответил Николай.

Они вдвоем сидели все в той же квартире, предоставленной Торганову издательством. Было тихо, да и за окном тоже. Никто не мешал разговору, но Николаю все же не терпелось узнать главное: как получилось, что Шамин, проделав такую огромную работу, все же проиграл дело.

– Я не тороплюсь.

Алексей Романович взглянул на часы и поднялся.

– А я как раз спешу: как-то время пролетело незаметно, а мне надо готовиться к завтрашнему судебному заседанию. Я защищаю человека, который, увидев, как милиционер избивает дубинкой подростка, вступился, в результате был избит сам и оказался в следственном изоляторе.

– И все-таки.

– Я хочу, чтобы вы знали все подробности дела, потому что вам придется доказывать невиновность Татьяны Рощиной, а не мне. Ее прошение о помиловании даже не будет рассматриваться на комиссии – можете мне поверить. Но вы должны убедить членов комиссии и доказать, что она оговорила сама себя.

– В каком смысле?

– В самом прямом: на суде Татьяна Владимировна признала себя виновной по всем пунктам обвинения, кроме двух – покушения на жизнь ребенка и организации убийства нотариуса Семиверстовой.

– Как же вы…?

– А я не смог присутствовать на суде. Тане был назначен новый адвокат, который якобы пытался переквалифицировать статью об умышленном убийстве на статью «Убийство в состоянии аффекта». А потом уже, во время судебного следствия, убедил ее согласиться со всем, уверяя, будто бы суд учтет чистосердечное признание и раскаяние подсудимой, а потому назначит ей наказание ниже низшего предела, в худшем случае – восемь лет, из которых она отсидит лишь половину, после чего ее освободят досрочно. Но прокурор потребовал для обвиняемой пожизненное заключение, а суд с его доводами согласился.

Шамин протянул для прощания руку и, когда Николай пожал ее, произнес:

– Завтра я привезу все материалы по делу: письменные показания свидетелей, отчеты частных сыщиков, следивших за людьми, которых я считал причастными к убийству, протоколы судебных заседаний, аудиозаписи тех же заседаний. Вы увидите, что они не соответствуют друг другу. Есть даже видеозапись беседы прокурора с представителями средств массовой информации в перерывах между заседаниями, на которой прокурор советовал журналистам, как освещать процесс, на что обращать внимание и на что закрывать глаза. Прокурор называл Рощину злобной и коварной убийцей, сказал, что таких бы он лично расстреливал. А самое главное: сразу после суда этот дурак вышел на крыльцо Мытищинского районного суда, где проходили слушания по делу, с чувством исполненного долга достал из кармана мобильный и позвонил кому-то.

– Закончилось все, слава богу, – сказал прокурор, – она получила пожизненный срок без права помилования.

Мой человек заснял это все на видеокамеру, а направленный микрофон записал слова прокурора без посторонних шумов.

– А вы? – удивился Торганов.

– А я в это время лежал в больнице. За месяц до начала слушаний по делу на меня было совершено разбойное нападение в подъезде дома, где я проживаю. Меня ударили ножом в шею, а потом в правый бок. Выжил случайно. Из кармана пропали деньги и документы. Самое неприятное, что исчезла записная книжечка, в которой пусть и закодировано, но были занесены фамилии свидетелей защиты. Но заинтересованные люди все же вычислили их.

Ночью Торганов проснулся: ему вдруг показалось, что он лежит на скрипучей кровати в своей тесной нью-йоркской квартирке. За стеной спальни раз в неделю гремит кабина лифта, а потом ломается. На кухне ждет ремонта тостер, а в холодильнике – недоеденная с вечера рисовая лапша с куриными нитями из китайской забегаловки. Он вспомнил свою прежнюю жизнь и содрогнулся: вдруг однажды придется вернуться туда, чтобы застрять навсегда, как в тюрьме без надежды на помилование?

Но рядом, прижимаясь к нему, спала Алиса. Она дышала ровно и спокойно.