Темница тихого ангела - Екатерина Островская

Шестнадцать лет прожил Николай в Штатах. Больше половины жизни провел он там, научился ничему не удивляться и ничему не радоваться, принимая как должное все, что посылает судьба. Он стал думать на английском и жить в долг, как американец, он был бедным и безвестным, думал, что так будет всегда, но все же надеялся на лучшее, на удачу тоже. И не зря, как выяснилось.

Перед самым окончанием американской школы Николай написал свой первый рассказ и решил показать его Сергею Довлатову, теперь известному писателю. Несколько дней названивал по номеру, данному отцом перед отъездом Коли в Штаты, но телефон молчал. Наконец, когда Николай уже отчаялся дозвониться, хриплый мужской голос ответил:

– Кто?

– Это Коля Торганов, – произнес растерянный Николай, – сын Александра Михайловича.

– Какого Александра… Ах, да. Чего звонишь? Ты знаешь, который час?

– Половина первого.

– Половина первого чего?

– Дня, – прошептал Коля.

Он подумал, что Довлатов сейчас бросит трубку, но вдруг услышал:

– Как там Сашка, то бишь отец твой?

– Я его почти два года уже не видел: мы с матерью в теперь Нью-Йорке живем.

– О господи! – удивился писатель. – И за каким хреном вас понесло сюда?

– Не знаю, – честно признался Николай.

Довлатов вздохнул глубоко и спросил:

– Так чего ты хочешь, в конце концов?

– Да я рассказик написал. Хочу вам показать.

– Ну, ладно, давай завтра. Или прямо сейчас. Сколько тебе до Брайтон-Бич добираться? Часа хватит?

– Вполне, – ответил Коля.

– Тогда в три я буду в баре рядом с метро. Только рассказ свой не забудь.

Почему Николай написал этот рассказ, он и сам точно не знал. Да и был он совсем маленький – на четырех страницах. Назывался «Чемодан». В нем говорилось о человеке, выезжающем на постоянное место жительства в Штаты. Прибыв в Нью-Йорк, герой рассказа узнает, что чемодан с его вещами пропал: возможно, оставлен в ирландском аэропорту во время пересадки пассажиров и перегрузки багажа. Представитель авиакомпании предлагает герою составить список вещей, чтобы компания, в случае пропажи, могла компенсировать убытки. В чемодане из кожзаменителя перебирались в Штаты рубашки, носки, старые джинсы, несколько банок икры для перепродажи и две бутылки водки. Герой начинает составлять список утраченного и перечисляет: десять банок черной икры, две бутылки водки… А потом уже, ради шутки, продолжает: бутылка коньяка «Мартель», два мужских костюма от Армани, рубашки, брюки… видеокамера, бумажник с девятью тысячами долларов, а главное – пасхальное яйцо Фаберже. А когда его попросили оценить сумму ущерба, он пишет: «Один миллион тридцать тысяч долларов США». Представитель авиакомпании не удивляется и говорит, что пострадавший имеет право обратиться в суд, так как перевозчик не сможет выплатить подобную сумму. В Нью-Йорке у героя нет близких друзей, а прежние знакомые под различными предлогами уклоняются от встречи. Развлечения ради герой рассказа по телефону ежедневно связывается с офисом авиакомпании и угрожает судебными исками. Но однажды ему позвонили из аэропорта и сообщили, что чемодан найден. Зачем-то он едет в представительство компании, зная, что ничего хорошего, кроме унижения, не будет. Ему предъявляют для опознания чемодан. Хотя чемодан – не потертый, из советского кожзаменителя, а новенький, из воловьей кожи, герой признает его. Тогда его просят принять содержимое по описи: внутри находится все, что он описал – упаковка с баночками черной икры, костюмы от Армани, рубашки и брюки от Валентино, коньяк «Мартель», видеокамера, бумажник, в котором девять тысяч сто долларов, и сафьяновая коробка с пасхальным яйцом, изготовленным Фаберже для императрицы.

– А где моя водка? – разочарованно поинтересовался герой, уже понимая: на фига ему эта Америка?

– Полная мура! – сказал Сергей Донатович.

И сделал большой глоток из кружки с пивом.

Коля приехал на встречу на полчаса раньше. Стоял и ждал у входа в бар. Через сорок минут он начал волноваться, еще через двадцать – решил, что ошибся баром. Хотел уже уйти, но заглянул внутрь и сразу увидел за столиком высокого человека, перед которым стояли две кружки с пивом.

– Ты где шляешься? – спросил Довлатов. – Я тебя уже полтора часа жду.

И подвинул Коле кружку с оседающей шапкой пены. Отказываться было неудобно. Пока Николай пил пиво, Сергей Донатович читал его рассказ…

– Ну зачем тебе это?

– Вам не понравилось? – прошептал Коля, краснея от стыда.

– Я уже сказал. Могу повторить – полный кретинизм! Хотя и я сам про какой-то чемодан написал как-то. Тоже полная фигня. Но кому-то вроде нравится. Да и наша вся жизнь – кретинизм полный. Меня как-то взяли в эпизод какого-то фильма царя Петра Первого изображать. Переодели, а режиссер запаздывает. Ну, я прямо из павильона «Ленфильма» вышел на улицу и потопал к ларьку пиво пить. А там очередь с километр… Кстати, не возражаешь, если мы еще по кружечке?

Коля кивнул, а популярный русский писатель махнул рукой бармену:

– Сема, сделай нам еще по одной. И по сто пятьдесят «Столицы».

– О’кей, Сергей Донатович, – отозвался бармен, – усе будет в лучшем виде. Может, еще два бутерброда таки с килечкой?

– Ну, вот, – продолжил Довлатов. – Очередь такая, что до вечера стоять, а еще только начало дня. Но как мужики Петра Первого увидели, кричать стали: «Царю без очереди отпустите!» А в царских штанах, как назло, карманов нет, и денег, соответственно, тоже. Я деньги в своем дырявом пиджаке забыл. Но меня и так угостили. Часа через три на студию вернулся, и меня заставили реквизит сдать: оказалось, что, пока я пиво пил, другого царя нашли. Вот так в России обычно смена власти и происходит.

Николай пил с Довлатовым пиво, потом водку. Это было приятно, но все равно немного грустно: судя по реакции Сергея Донатовича, таланта у него, Николая Торганова, никакого.

Помещение бара постепенно наполнялось посетителями. Некоторые, проходя мимо столика, за которым сидели Довлатов и Коля, здоровались с писателем за руку. Это были разные люди: некоторые по виду уже давно живущие в США, а другие – приехавшие недавно, потому смотрели они на происходящее глазами, полными тревожного ожидания счастливых перемен.

– Несчастные, как и мы с тобой, – негромко произнес Сергей Донатович. – Надеются, что за каждым углом их ждет удача. А там ничего, кроме мерзости с дубиной.

Довлатов посмотрел внимательно на Николая и, немного склонившись над столом, произнес негромко, словно выдавая страшную тайну:

– Самое противное то, что каждый человек немножечко Бог.

Вокруг уже звучал гул голосов, в котором тонули слова, ругательства и смех.

Знаменитый писатель заказал еще по сто пятьдесят граммов водки. Вскоре Николаю стало совсем грустно, может быть, оттого, что и он верит в несбыточную мечту. Помещение бара наполнялось сигаретным дымом, все вокруг расплывалось и таяло в тумане.