Допрос с пристрастием - Дмитриева Марина

— Не прикидывайся дурой. Ты должна быть милой, воспитанной и сдержанной. Никаких попоек и гулянок по ночным клубам. Все мои слова нужно понимать буквально: я сказал — ты сделала. Мне всегда должно быть известно, где ты находишься и чем занимаешься. Если увижу тебя с другим мужчиной, ему не жить. Причем в прямом смысле этого слова.

Губы Роберта Евгеньевича коснулись моей шеи. Невольно отстранилась, пытаясь избежать этого поцелуя, за что моментально получила весьма увесистую затрещину. Замерла в удивлении, открыв потрясенно глаза, никто никогда не поднимал на меня руку.

— Да как вы смеете, Роберт Евгеньевич, ведите себя прилично!

Ой, кажется, я это зря сказала. Глаза Роберта Евгеньевича изменились, в них кроме злости появилось что-то еще ... жестокость. Потом была обжигающая боль, муж сначала ударил в живот, а когда я сползла на пол, в ход пошли его светлые свадебные туфли.

Еще были крики:

— Запомни, Кристина, мне нельзя возражать!! — весьма болезненный тычок ногой.— А еще знай, тебе никто не поможет, папаша твой не осмелится пойти против! У меня везде связи, везде люди!! Поэтому свыкайся со своей ролью хорошей жены.

Боже, я попала в кошмар!

Удар, удар, еще удар и соленые слезы побежали по щекам. А законный супруг опустился рядом, белые юбки платья поползли вверх. Неприятно-липкие руки Роберта Евгеньевича подрагивали от нетерпения. Пусть лучше боль, не хочу чувствовать его прикосновений! Под свадебным слоем юбок на мне были надеты нежнейшие белоснежные чулки и кружевные белые трусики.

— О, какая ты красивенькая, Кристи, долго же я ждал этого момента. Запомни, Крысеныш, я добиваюсь всего, чего хочу!

Противно, страшно, в горле тошнота. Кажется, меня сейчас вырвет вкуснейшим свадебным тортом, которым нас потчевали перед выходом из ресторана, прямиком на это чудесное, стоившее кучу денег, свадебное платье. А руки Роберта Евгеньевича уже стащили вниз трусики».

«Что, ностальгия мучит, вспоминаешь нашу свадебную ночь? Как я тебя насиловал тогда, просто взбесился от осознания, что избалованная дочка друга теперь моя! Как сладко ты кричала и умоляла прекратить!»

Снова, в безуспешной попытке избавиться от ненавистного голоса, зажала уши. Если бы это помогло. Кристи, не вспоминай, не вспоминай, думай о проблемах настоящего, думай о будущем, о чем угодно думай!

Нужно продать этот дом к чертям собачьим, как можно быстрее! Продать за бесценок, первому попавшемуся покупателю.

— Кристина Сергеевна, как вы?!

В дверях стоял заместитель моего убитого мужа — Корольков Виктор Николаевич.

Он был одет в серую куртку, на которой виднелись темные пятна от капель дождя за окном.

— Я — я хорошо...

Что-то было не так... не так в представшей перед моими глазами картине.

— Выглядите скверно.

Внутри возник какой-то диссонанс, связанный с видом Виктора Николаевича, но я не могла понять его причину. Может, он просто подстригся? Или волосы по-другому зачесал? Да нет же, Корольков ведь почты лысый. Но его облик вызывал беспокойство.

— Кристина Сергеевна, вы в порядке?

— Расскажите, что случилось с Володей?

— Вы знаете, что деревенский дом Карпова сожгли?

— Н-нет...

Впрочем, закономерно, наверное, там тоже искали документы... а не найдя, решили на всякий случай поджечь. Дом жалко. Безумно. Там я была счастлива. Недолго... всего одну ночь и утро. Но эти ночь и утро из тех моментов жизни, которые будут помниться до последнего вздоха. Моменты абсолютного осознанного выстраданного счастья, бесконечной взаимной любви, зашкаливающей страсти и безмерной нежности друг к другу.

— Кристина Сергеевна, вы вся дрожите?

Меня, в самом деле, колотил озноб, видимо, температура поднималась, сидение в холоде не прошло даром. А может, дело в другом, и предчувствия чего-то неприятного, темного выливались дрожью страха. Виктор Николаевич, желая помочь, сделал несколько шагов в моем направлении, а я отчего-то, наоборот, в обратную от него сторону. Внутри кричало беспокойство. Мне не нравился его облик, что-то в нем было не так. На руках Королькова черные кожаные перчатки, что неудивительно, на улице поздняя осень, как-никак. Но почему он не снял их, зайдя в дом?

— Ничего страшного, Виктор Николаевич, озябла немного, в доме довольно холодно, отопление стоит на минимуме, лишь бы только трубы не замерзли. А что с Володей?

— Он сбежал из-под стражи. Сейчас его ищут.

Карпов, мой безрассудный, влюбленный Карпов, помчался, видимо, меня освобождать, наплевав на все неприятности своего положения.

— Теперь ему грозит срок за убийство вашего мужа, к которому еще могут присовокупить нападение на сотрудников при исполнении и побег.

— К смерти Роберта Евгеньевича Володя не имеет отношения. Его убил кто-то другой, тот, кого очень хорошо знал мой муж и кому сам открыл дверь!

Глаза Виктора Николаевича сощурились, впиваясь требовательным взглядом в мое лицо.

О, черт, Кристи, черт! Корольков... В голове вдруг возникла другая картинка — вечера смерти моего мужа.

"— Кристина Сергеевна, что вы наделали?!

Вздрогнула, обернулась, в проеме арки стоял заместитель моего мужа. Корольков, кажется, его фамилия. Да, Корольков Виктор, а вот отчество забыла.

— Это не я... — еле шепчут мои губы.

В мужских глазах читался ужас. Вдруг поняла, мне никто не поверит, даже пытаться не будут. Зачем? Ведь из меня так удобно сделать убийцу, опять превратив в жертву».

Боже! В день смерти моего мужа Корольков был одет в эту же серую куртку и тогда за окном тоже шел дождь, но влажных следов от капель воды на его одежде не было. Видимо, тень этой догадки проскользнула по моему лицу. Взгляд Виктора Николаевича изменился, в нем проступила так хорошо известная мне по браку с мужем жестокость. В руках Королькова вдруг появилась бейсбольная бита. Глупая, сама ведь ему позвонила, соорудив для себя смертельный капкан. Помощи хотела, дура, а он пришел тебя убить! Боже...

Сердце стучало в груди, нет в ушах, в голове даже. Сердце кричало: "Тебе нужно в Бобравиху, быстрее, скорее, Володя!»

Только я не мог ускориться. Братки на сером джипе больше не вели за мной скрытную слежку, как раньше, видимо, получили другие инструкции, теперь они меня преследовали, догоняли, подрезали, вынуждая прижаться к обочине и остановиться.

— Накося выкуси! — довольно ругнулся я, в очередной раз увеличив на несколько машин расстояние между мной и серебристым внедорожником.

Мы еще посмотрим — кто кого! Только за город выезжать нельзя, там поток автомобилей меньше, спрятаться труднее. Проехал на желтый свет и опять начал кружить по городу, постоянно петляя: то сворачивая на маленькие улицы, то выезжая на центральные.