Возгарка I - Ксения Ахметшина

контагиозности вампиризма, а проще говоря — мы становились всё менее заразными.

Во-первых, ещё в Тиблирии стало ясно, что дети заражённых рождаются с высокой устойчивостью к укусам. Их получалось обратить только через кровь. Во-вторых, в варварских землях, вроде современной Радимии или моей родной Варнахары, миссионеры с удивлением отмечали хорошую устойчивость практически поголовно. Выяснилось, что причина в местной обрядности.

Наблюдая, как увядает жертва посещений вампира, люди начали верить, будто можно вернуть украденную жизненную силу. Что для этого нужно? Да ведь упырь сосёт твою кровь, верно? Почему бы тебе не выпить его кровушки в ответ! И это работало, ведь при серьёзном заражении многократно повышаются восстановительные способности организма.

К сожалению, такие спасённые неизбежно сами восставали из могилы, и цикл повторялся. Тогда родилась идея обезвредить нечистую силу, обитающую в крови вампира с помощью очищения огнём. Нашу кровь стали запекать в хлебе. Совсем немного, буквально каплю на булочку. И это тоже сработало. Периодическое употребление такой сдобы действительно позволило иммунизировать организм во избежание случайного обращения.

Убедившись в эффективности народной методики, Первородная получила очередное откровение от богини и повелела канонизировать запекание крови своих детей в хлебобулочных изделиях, «дабы каждый смертный мог приобщиться Её благодати».

Так появилось ежегодное празднование Ночи Приобщения.

Современных людей очень трудно закусать до неминуемого заражения, потому выпитая неизвестным упырём девица разлагается в земле, а не выбралась из могилы, полная жажды мщения. Как и сказал, усопшей повезло, ведь в противном случае судьба ей — оказаться послушной марионеткой своего насильника и убийцы.

Прикинув на глаз размер раневых отверстий и расстояние между прокусами, я пришёл к выводу, что действовал один кровосос. Конечно, это не точное сличение, ведь набор моих инструментов — сухая веточка и острое зрение, да и на других частях тела могут иметься ещё отметины. Но причин откапывать покойницу дальше не вижу, вряд ли этот труп как-то связан с тварью, за которой меня послали.

Не пойму только, зачем ей сломали шею? Обескровленная жертва и так помрёт. Собственно, живому человеку для остановки сердца хватает потерять меньше половины соков, что текут по венам и артериям. Может, не хотел зачаровывать? Для остроты ощущений, так сказать. Девица вырывалась, вот и не рассчитал силу?

Но этот запах…

Внезапно, я понял и чуть отпрянул.

Быстро зарыл тело и утрамбовал землю, даже цветочки расправить постарался. Натянул чехол на лезвие рогатины, чтобы не отсвечивало, и спрятал оружие в кустах. Туда же отправил шлем с его излишней блескучестью. Затем с силой оттолкнулся от земли, ухватился за крепкую ветку, крутанулся и приземлился на неё сверху.

Есть смысл устроить засаду, вдруг повезёт?

В неподвижности пришлось провести несколько часов. Всё это время я просидел на корточках, опираясь подошвами на ветку кряжистого дуба. Начал ощущать себя совой. Осталось внезапно сорваться и на бреющем полёте сцапать вон ту полёвку.

Птицы и мелкое зверьё совсем перестали на меня реагировать, предпочли считать частью пейзажа, хотя сперва принюхивались и бросались прочь, зачуяв притаившегося хищника. Назойливо пощипывала мыслишка о приближающемся рассвете. Если не успею вернуться в порт, придётся зарыться в землю по соседству с убитой милашкой. И станет эта прогалина настоящим погостом, разве что без храмины.

Тем не менее, я очень надеялся, что повезёт. Ведь цветочки на могилке пожухлые, но не засохшие. Их принесли недавно, а вот сама девица подгнивает уже не первый денёк. Впрочем, нет никаких гарантий, что букетик решат обновить именно сегодня — если решат вообще. Да и посещать покойников приятнее при свете дня…

Чу! Кто-то пробирается через лес! Почти бесшумно, но лишь почти.

На всякий случай я перестал дышать и замедлил сердцебиение до пороговых значений: один удар в несколько минут. То есть, сейчас моя грудная клетка затихла полностью.

На прогалину вышел парнишка лет шестнадцати: потрёпанная одежда, босые ноги, сальные русые волосы — и свежий букетик полевых цветочков. Ромашки, гвоздички, васильки… Он пал — не опустился, а именно пал — на колени и стал сотрясаться мелкой дрожью.

— Я не нашёл его, Таяна. Я так и не сумел его отыскать…

— Кого? — вкрадчиво спросил я с ветки.

Перепуганный мальчишка завалился на спину и вперился в меня ошалелыми глазами. Я спрыгнул, заставив его отползать.

Паренёк злобно оскалился и прорычал:

— Отойди от меня, ублюдок!

— Обзываться-то зачем? — я спокойно опустил руку на эфес. — Ты её знаешь? Девицу в могилке?

— Это моя сестра! Проваливай!

— Почему ты не сообщил об убийстве? — я сделал шаг навстречу, уже зная ответ.

Полудикий взгляд… и очень специфический запах.

— Побоялся, да? — предположил я. — Потому что ты тоже оборотень?

Он вытаращился и опрометью бросился бежать.

Я догнал его, схватил за загривок и прижал мордой в грязь.

— Совет: после обратного превращения следует помыться, чтобы избавиться от запаха псины, — моё колено упёрлось в позвоночник юного волколака.

— Отпусти, сволочь! — голос мальчишки стал ниже, раскатистее, как и подобает начавшим меняться голосовым связкам.

— Отпущу, если успокоишься и согласишься поговорить со мной.

В косящемся на меня глазе изменилась радужка: с голубой на жёлто-оранжевую. Зубы волчонка стали заостряться и сдвигаться, лицо вытягивалось в звериную морду. Ухо тоже потянулось вверх. Пальцы будто ломались в сочленениях, удлинялись, а ногти крепли и навострялись. Начала пробиваться шерсть, показались жёсткие остевые волосы.

Я сунул руку