Черный-черный дом - Кэрол Джонстон

школы я поступила в Университетский колледж Лондона на факультет английской литературы и устроилась стажером, а затем и автором в женский журнал, о котором ты никогда не слышал.

– Ты все еще живешь в Хизер-Грин?

– Нет. У меня есть – была – квартира в Блэкхите. По безумно завышенной цене. – И в основном за нее платил Рави, который настаивал, что если ему придется жить к югу от реки, то либо там, либо нигде…

– Там ты жила с человеком, который подарил тебе кольцо? – Уилл слегка касается большим пальцем выцветшей белой полоски кожи на моем пальце, и я инстинктивно снова сжимаю руки в кулаки.

– Его зовут Рави. – Мой голос срывается. – Мы познакомились в университете. Дружили много лет. Мне казалось, что между нами возникло нечто большее. В прошлом году он попросил меня выйти за него замуж. – Я откашливаюсь. – И я не смогла придумать причину, чтобы отказать ему.

– Мэгги, – произносит Уилл, и, когда я смотрю на него, меня удивляет теплота в его взгляде. – Ты не должна мне ничего объяснять.

– У нас были ужасные отношения, – говорю я. Потом смеюсь, и почему-то это звучит нормально – чисто и ясно. – Я имею в виду, что они были действительно ужасными. – Осушаю бокал. – Даже по моим меркам.

Я не буду рассказывать Уиллу, как долго репетировала разговоры с Рави. Репетировала их перед зеркалом, чтобы он не смог заметить какую-то слабость или недостаток, о котором я не подозревала. Я ставила смайлики в телефонных сообщениях, зная, что он заметит, если я не сделаю этого. Я старалась не говорить слишком громко или слишком тихо, слишком жизнерадостно или слишком сдержанно. Я делала все, чтобы избежать его нетерпеливой заботы, его непринужденной снисходительности, его бесконечного разочарования. И уж точно не скажу Уиллу, что иногда я все еще веду эти воображаемые и глубоко нездравые разговоры. Потому что – хотя я ненавидела быть с Рави, ненавидела то, какой маленькой и слабой он заставлял меня чувствовать себя, – не могла избавиться от ощущения, что, возможно, он прав. Может, мне действительно нужен кто-то, кто будет меня сдерживать. Может, он действительно был единственным, кто уберег меня от того, чтобы меня сорвало с места и унесло прочь.

Я думаю о докторе Абебе. «Может быть, вам стоит немного побыть одной, Мэгги… Проверьте это на практике».

– Эй. – Уилл протягивает руку через стол и берет обе мои холодные ладони в свои, осторожно разжимая мои пальцы. – Я не должен был спрашивать.

– Прости.

– Всё в порядке.

Он продолжает смотреть на меня все так же пристально, и тепло от его взгляда распространяется по моей коже.

– Послушай, я давно хотел сказать… – Он качает головой. – Знаешь, ты можешь приходить на ферму. В любое время. Я имею в виду, я буду рад тебе всегда. Ну, если у тебя закончится сахар или еще что-нибудь, или просто, не знаю, чтобы увидеть меня… В любое время. По любой причине. – Он сжимает мои ладони, внезапно ставшие липкими, и я не могу сдержать дрожь, которая пробегает по моему телу, и мурашки, которые появляются на моих предплечьях.

– Хорошо. – Я не говорю больше ничего. Не могу. Потому что, когда я убираю руки, мне уже не хватает не только его тепла. Мне не хватает его. И я не знаю, что с этим делать.

– Мы когда-нибудь поговорим об этом, Мэгги? – спрашивает Уилл, указывая сначала на себя, а потом на меня, на мои руки, покрытые мурашками. – Или просто будем все ближе и ближе подходить к тому, что собираемся сделать, никогда не говоря об этом вслух?

– Извини, – говорю я, вставая. – Мне нужно в туалет.

В туалете останавливаюсь у раковины и омываю запястья прохладной водой. Я смотрю на себя в зеркало. Я похожа на ту Мэгги, которую помню лишь смутно. У той Мэгги спутанные волосы, румяные щеки и ясные глаза. Всю свою жизнь я хотела быть кем-то – кем угодно – кроме себя, и вдруг мне это надоело. И я устала отказывать себе во всем, чего хочу, потому что мне стыдно, или страшно, или я думаю, что не заслуживаю этого. Я помню мамин смех, когда мы бежали по пляжу под дождем и раскатами грома, и натянутый нейлон нашего воздушного змея трещал на ветру. Я помню, что из всех вещей, которые мама ненавидела, она больше всего ненавидела трусость.

Когда я возвращаюсь к столу, Уилл смотрит на меня с обеспокоенным выражением лица.

– Прости меня, Мэгги. Я не должен был этого говорить. Забудь, что я…

– Дождь не прекращается, – говорю я, не садясь на свое место.

– Мэгги…

Я вспоминаю, как забилось мое сердце лишь оттого, что он коснулся моей руки тыльной стороной ладони в пространстве между нашими креслами, где никто не мог видеть.

– Портье только что сказал мне, что погода на западе сильно ухудшилась. Лучше перестраховаться, как ты и говорил.

Уилл ненадолго прикрывает глаза.

– Верно. – Он встает, снимает плащ со спинки стула.

Я беру свой плащ и смотрю на Уилла, пока он наконец не оглядывается на меня.

– Поэтому я забронировала для нас номер, – продолжаю я.

* * *

– Боже, Мэгги, ты дрожишь, – замечает Уилл.

– И ты тоже.

Он смеется – возможно, от нервов.

– Наверное, да.

Мы стоим лицом друг к другу посреди крошечного гостиничного номера, оформленного в разных оттенках коричневого, и крепко держимся за руки. Я вижу крошечные красные прожилки в белках его глаз, большие черные зрачки. Уилл наклоняется еще ближе, касается своими губами моих, отстраняется.

– Ты уверена?

И я без колебаний киваю. Потому что – хотя кажется невероятным, что я могу быть хоть в чем-то уверена, хотя есть тысяча причин, по которым эта идея просто ужасна, – я не собираюсь отступать. Я давно не доверяла себе, не была уверена ни в чем, но здесь и сейчас эта уверенность вдруг пришла ко мне.

Я касаюсь его лица, и меня пробирает дрожь, когда он закрывает глаза… когда я слышу его учащенное дыхание. И я целую его без всякой нежности, неуклюже и так настоятельно, что он теряет последние остатки нерешительности и крепко прижимает меня к себе. И так же крепко целует в ответ.

Спотыкаясь, мы делаем шаг к кровати, и Уилл отпускает меня, чтобы присесть на ее край. Он стягивает с меня джемпер и футболку, прижимается лицом и губами к горячей коже моего живота, пока я сражаюсь с лифчиком. Когда он накрывает ладонями мои груди, я скидываю свои джинсы, одновременно расстегивая молнию на его