Герои - моя слабость - Сьюзен Элизабет Филлипс

Энни кивнула.

– Если бы Мария высказалась яснее…

– Мария всегда обходилась с тобой излишне сурово. Я никогда этого не понимал.

– Так она выражала свою любовь, – отозвалась Энни без малейшей горечи. – Я была для нее слишком обыкновенной, слишком тихой.

– Старые добрые деньки, – сухо проворчал Тео.

– Думаю, она боялась за меня, потому что я так сильно от нее отличалась. Как бледно-бежевый цвет от пламенно-алого. – Ганнибал запрыгнул к Энни на колени, и она ласково погладила его по голове. – Мария тревожилась, что я не справлюсь с жизненными трудностями. Она думала, что постоянные придирки – лучший способ укрепить мой дух.

– Извращенный взгляд на воспитание, – хмыкнул Тео. – Но, похоже, ее методика сработала. – Прежде чем Энни успела спросить, что он хотел этим сказать, Тео добавил: – Ты смотрела на чердаке?

– На каком еще чердаке?

– Между крышей и потолком есть небольшое пространство.

– Это не чердак, а всего лишь… – Разумеется, в коттедже был чердак. – И как же до него добраться? Должна быть какая-то лазейка.

– Само собой. Туда ведет лаз из кладовки в студии.

Энни множество раз видела эту дверцу. Просто никогда не задумывалась, куда она ведет. Энни вскочила с кресла, сбросив на пол Ганнибала.

– Мне не терпится взглянуть прямо сейчас.

– Постой. Один неверный шаг, и потолок может провалиться. Завтра я сам проверю чердак.

Ну нет, Энни собиралась осмотреть его первой. Она снова плюхнулась в кресло.

– Ну что, теперь я могу получить бокал вина? И мясной рулет?

Тео потянулся к комоду, где стояла бутылка с вином.

– Кто еще знал о наследстве?

– Я никому не говорила. До сегодняшнего дня. И, надеюсь, мне не придется пожалеть о своей откровенности.

Тео оставил без внимания ее колкость.

– Сначала кто-то вломился в коттедж, а затем в тебя стреляли. Предположим, тот, кто это сделал, охотится за наследством Марии.

– А ты у нас малый не промах. От тебя ничто не скроется!

– Ты будешь продолжать меня подкалывать или, может, попробуем во всем разобраться?

Энни задумалась.

– Пожалуй, продолжу подкалывать. – Тео терпеливо ждал, глядя на нее. Она, сдаваясь, подняла обе руки. – Ладно, твоя взяла. Я слушаю.

– Это что-то новое. – Наполнив бокал, Тео вручил его Энни. – Допустим, ты никому не говорила о наследстве…

– Так и есть.

– Даже Джейси? Или одной из своих подружек?

– Или дружку-неудачнику? Ни одной живой душе. – Энни отпила глоток. – Должно быть, Мария кому-то сказала. Или… и эта мысль нравится мне куда больше… в коттедж вломился случайный бродяга в поисках денег, а потом, по злосчастному совпадению, в меня выстрелил подросток, баловавшийся с оружием.

– Ты все еще веришь в счастливые концы.

– Это лучше, чем вечно расхаживать с мрачным видом, изображая вселенскую скорбь.

– То есть быть реалистом?

– Реалистом или циником? – Энни недовольно скривилась. – Знаешь, что меня больше всего бесит в циниках… – Похоже, Тео совершенно не интересовало ее отношение к циникам, потому что он отправился на кухню. Но Энни уже закусила удила – цинизм был ее больным местом. Она последовала за Тео. – Цинизм всего лишь дешевая уловка, скрывающая трусость, – отчеканила она, думая о своем бывшем дружке, прятавшем недостаток актерского таланта за маской презрительного высокомерия. – Цинизм служит отличным оправданием тем, кто предпочитает отсиживаться в стороне, пока сражаются другие. Циник не станет марать руки, пытаясь решить проблему, потому что якобы не видит в этом смысла. Он лежит себе полеживает в кровати целыми днями, насмехаясь над наивными болванами, которые пытаются что-то изменить в жизни. Удобная позиция, позволяющая манипулировать людьми. Циники – самые ленивые люди из всех, кого я знаю.

– Эй, не смотри на меня так. Я тот парень, что приготовил для тебя потрясающий мясной рулет. – При виде мужчины, склонившегося над открытой духовкой, Энни невольно замолчала, растеряв весь свой воинственный пыл. Тео был стройным, но не тощим. Мускулистым, но не устрашающе мясистым. Внезапно коттедж показался ей слишком тесным, слишком уединенным.

Выхватив из ящика столовые приборы, Энни отнесла их в гостиную. В ушах ее звенел отчаянный вопль благоразумной Милашки:

«Берегись! Берегись!»

Мясной рулет превзошел все ожидания Энни, навеянные смачной рекламой Тео. Сочный, с гарниром из жареной картошки, приправленной специями, он так и таял во рту. После трех бокалов вина коттедж внезапно превратился в заповедный уголок, над которым не властно время, где перестают действовать привычные правила и нормы, а тайны остаются тайнами. В потаенное место, где женщина может, отбросив сомнения, предаться чувственным удовольствиям, и никто об этом не узнает. Энни попыталась стряхнуть с себя наваждение, но мешало выпитое вино.

Тео повертел в руках бокал. Его низкий бархатный голос звучал тихо, как сама ночь:

– Помнишь, чем мы занимались в той пещере?

Энни с нарочитым старанием разрезала пополам кусочек картофелины.

– Смутно. Это было слишком давно.

– А я помню.

Энни разделила ножом надвое одну крохотную половинку.

– Не представляю, с чего бы.

Тео посмотрел на нее долгим испытующим взглядом, будто знал, что ее одолевают эротические фантазии.

– Все помнят свой первый раз.

– Не было у нас никакого первого раза, – слабо возразила Энни. – Так далеко мы не зашли.

– Но были к этому близки. Ты же сказала, что ничего не помнишь.

– Это я помню.

Тео откинулся на спинку стула.

– Мы обнимались и целовались часами. Помнишь?

Разве она могла забыть? Они ласкали друг друга до изнеможения и целовались, целовались… Губы впивались в губы, в щеки, в шею, языки сплетались. Так проходили мгновения… минуты… часы. Потом все начиналось снова. Взрослые слишком сосредоточены на конечной цели, чтобы тратить время на прелюдию. Лишь подростки, страшась переступить опасную грань, обмениваются поцелуями, которые длятся вечность.

Энни не была пьяна, хотя и немного захмелела, ей не хотелось забредать в темную пещеру памяти, переживая вновь, как в юности, мучительную неловкость.

– Поцелуи давно стали утраченным искусством.

– Ты так думаешь?

– Гм… – Она отпила еще глоток терпкого вина.

– Возможно, ты права, – хмыкнул Тео. – Знаю, в поцелуях я полный ноль.

Энни с трудом сдержала желание возразить.