После долгой зимы - Мар Лиса

шею, оглаживает руками спину. Я дышу часто-часто, мне жарко, этот огонь внутри у меня, но остановиться — без шансов. Отвечаю на поцелуй, когда его губы добираются до моих, со всем отчаянием, со всей страстью отвечаю, хочу раствориться в нем, одним целым стать. С силой хватаюсь за плечи его, может быть, ему неприятно даже, но я так заземляюсь, это мой якорь, и никто не в силах меня сейчас оторвать.

Егор приподнимает меня двумя руками за бедра, заставляя кожу в этих местах пылать, и усаживает сверху себе на живот. Упираюсь руками ему в грудь и смотрю во все глаза, жадно втягивая воздух ртом. Моя грудь часто вздымается, и Егор переводит взгляд туда. Мои волосы прилипли к спине, я мотаю головой, делая попытку прикрыться.

— Не надо, — шепчет, останавливая меня. И уже глядя мне в глаза: — Ты такая красивая.

Комплимент приятным теплом растекается у меня внутри. Да, сегодня я хочу быть красивой.

А еще я сверху, я сегодня веду, я сегодня главная. Так что мне почти не страшно. Не скрою, сердце бешено бьется за ребрами. Но это другое.

Приподнимаюсь и ощущаю горячую твердость совсем близко. Егор шуршит фольгой и кивает мне. С его помощью опускаюсь вниз, плавнее, чем планировала, но оттого не менее уверенно. Слышу его хриплый выдох сквозь сжатые зубы. Смотрю на место, где соединяются наши тела. Ошарашенно. Неверяще. Прислушиваюсь к себе. Ощущение наполненности непривычно, но я не чувствую боли. Совсем. Поднимаю глаза на Егора и… улыбаюсь ему. Он поднимает руки и закидывает их за голову. Полностью отдавая себя во власть моих экспериментов.

По прежнему используя его тело, как опору, начинаю двигаться. Это так странно и неловко, я не совсем понимаю, что я должна делать, но только сначала. Постепенно у меня начинает получаться. Я все контролирую сама, скорость, глубину, угол. Сверкающие полуприкрытые глаза Егора, следящие за мной, и его тихие вздохи служат мне стимулом. Мне же… мне так остро и тягуче-сладко. Мне не мешают мысли о прошлом, потому что в этих двух процессах нет ни капли схожести. Здесь и сейчас я смотрю на человека, которого я… люблю? Да, конечно, люблю, какие тут еще могут быть глупые сомнения. Кроме того, я ему верю, и знаю, что он никогда меня не обидит. Ускоряясь, раз за разом произношу его имя, и разбиваюсь на пике на тысячу осколков.

Чтобы наконец-то стать целой рядом с ним.

Егор

— Что? — слышу на том конце неверящее восклицание от мамы.

— Ты не ослышалась.

— Ты правда сказал это? Помнишь, как обещал, что никогда этого не случится.

— Я был идиотом.

— Она, вроде, толковая девочка, но эта община…

— Она была там не по своей воле, у детей нет права голоса.

— Боюсь, чтобы тебя не втянули во все это.

— Кто тебе это сказал, мам?

— Соседка.

Катаю горечь на языке, так и хочется сплюнуть, но я в доме

— Ты же умная женщина, мам. И я у тебя не дурак получился. Так что все опрометчивые поступки — только с моего согласия.

— Егор!

— Целую. И больше не слушай недалеких, я скоро познакомлю вас лично, и ты все увидишь сама.

Все же выхожу на улицу, прикуриваю, затягиваюсь и выпускаю дым колечком в начинающее алеть небо. По языку расползается знакомый горьковатый привкус. Я стал гораздо реже курить в последнее время, при Аде — особенно. Но сегодня можно.

Это решение далось мне непросто. Да и много чего еще нужно обмозговать и сделать. Но Снежинка — моя. И это значит, что все ее проблемы теперь и мои проблемы тоже. А я привык их решать.

С мамой пока выходит не очень, я хорошо к ней отношусь, но уже устал слушать этот бред про то, что я попал под дурное влияние и совершаю действия не по своей воле. Хотя, если разобраться, она всего лишь за меня переживает. Сложно это все… Ерошу короткий ежик свободной рукой. Если высшие силы существуют, то дайте мне терпения, не помешает.

Что же до того, что сказал маме… Сначала язык сам ляпнул, бездумно вырвалось, что люблю Снежинку. Замер на секунду, прислушался. Но мысль эта не вызвала никакого отторжения. Вот так сказал сгоряча, а потом сам понял, что это — правда. За которую мне не стыдно и от которой не страшно. Хорошо так внутри, тепло.

Тушу окурок подошвой и разворачиваюсь обратно к дому. Осталось только понять, как сказать об этом Аде. Да и стоит ли? Я не мастак в словах, мне всегда было проще показать что-то действием, чем трепаться. Вот и пойду показывать свое отношение так, как у меня получается лучше всего.

Ада

Меня укачало, а, может, просто мутило от волнения. Путь до общины казался мне вечностью. Не знаю, зачем, но я то и дело кидала взгляд на часы, как будто знала какое-то конкретное время, после которого ничего изменить уже нельзя. Не знала. Может, уже поздно.

Мы останавливаемся далеко, у главной дороги, и проделываем весь тот путь, что я когда-то, сбегая отсюда. Когда я окидываю взглядом место, где я выросла, мое сердце сжимается. Не от тоски. От боли. Наверно, это можно назвать болью. С горьким привкусом разочарования и поломанного детства. Я чувствую, что я начала жить только сейчас. Теперь я дышу полной грудью. И я хочу забыть, выжечь из памяти все, что было со мной раньше. И у меня получается. Но здесь, когда я снова вижу перед собой все эти улицы, дома, заборы, церковь… меня охватывает отчаяние. Здесь правит безнадёжность.

На секунду прикрываю глаза, мотаю головой, скидывая с себя морок, и продолжаю дальше вести Егора неприметными тропками. Нельзя в это все погружаться, сегодня я здесь по другой причине, и я должна быть сильной, потому что нужна своей сестре.

В какой-то момент оступаюсь, скольжу ногой по сырой от росы траве по небольшому склону, наугад хватая рукой воздух, пытаясь