После долгой зимы - Мар Лиса

Небольшой пансионат, которым владеет пожилая пара, забит гостями, и это просто какое-то чудо, что в разгар сезона для нас находят несколько комнат. Раззнакомившись и разместив свои скромные вещи в комнатах мы, конечно же, отправляемся поглазеть на море. Можно было подъехать на машине чуть ближе, но мы решаем отправиться пешком. Дорога занимает около пятнадцати минут. На улице стоит непривычная духота и все еще нещадно светит послеобеденное солнце, что приходится постоянно щуриться. Городские улицы встречают нас множеством летних кофеен с мебелью на улице, палатками с сувенирами и разношерстными туристами в ярких летних одеждах, а то и вовсе в купальных костюмах, снующих туда-обратно по дороге к морю. Видя мои страдания, Егор на ходу покупает мне солнечные очки и смешную панамку. Я не привередничаю, надеваю все и показываю ему язык. Прасковья странно задумчива с того времени, как мы приехали в город, как будто не замечает солнца и от подобных покупок отказывается.

И вот я вижу его. Бескрайний синий простор, упирающийся прямо в горизонт. Солнце играет тысячей бликов на водной глади. Небольшие волны мягко накатывают на берег, разбиваясь белой пеной. Я срываюсь с места и практически бегу, лавируя между людьми, чтобы скорее оказаться ближе. На ходу скидываю босоножки. Камни у воды очень горячие, пробегаю их еще быстрее. У кромки воды останавливаюсь и, уже не торопясь, захожу в воду по колено, насколько позволяет мой сарафан. Отдыхающие совсем не мешают мне, я перестаю их замечать, есть только синяя бесконечность передо мной. Я чувствую какое-то единение, а еще меня накрывает ощущение невероятной свободы. Склонившись, провожу рукой по воде, перебирая пальцами. Вдыхаю запах, густой и соленый морской запах, озона, водорослей и нагретого песка. Ныряю рукой глубже в воду, достаю невероятно гладкий морской камушек и крепко зажимаю его в руке. Провожу языком по пересохшим губам и ощущаю солоноватый вкус. Со стороны я, возможно, выгляжу странно, но мне все равно. Это мое первое знакомство с морем, и я в полном восторге. Кажется, смогла бы бесконечно вглядываться вдаль, обводя взглядом катамараны и небольшие яхточки, туда, где вода уходит за горизонт, но мягкие руки Егора увлекают меня обратно в реальность, и мы возвращаемся обратно в гостевой дом.

Утром следующего дня Егор и Прасковья куда-то уходят еще до моего пробуждения, о чем я узнаю от бабушки Егора, когда спускаюсь вниз, никого не обнаружив в комнатах. Женщина предлагает мне пока помочь ей на кухне, и я соглашаюсь. Мы лепим пирожки в огромных количествах, по ощущениям, до самого обеда, даже ребята уже возвращаются, лицезрея меня в перепачканном мукой переднике и с полосами на щеках.

Завтра утром мы с Егором уже возвращаемся обратно, поэтому, пока еще есть время, покупаем самые простые закрытые купальники в магазине неподалеку и отправляемся к морю. Когда я раздеваюсь на пляже, кожу опаляет жаром. Можно не оборачиваться, я и так знаю, что это Егор на меня смотрит. Конечно, он скучает, и я тоже. Но последнее время нам никак не удается остаться наедине. Я все же оборачиваюсь и тоже любуюсь видом обнаженного торса, смело принимая вызов обжигающих стальных глаз. Я уже давно не вижу в них угрозы, только не для меня. И я знаю, что на всем этом огромном пляже, полном полуголых девушек, его глаза смотрят только на меня в этом дурацком слитном синем купальнике, и за спиной расправляются крылья.

Мы с Прасковьей, конечно же, не умеем плавать, поэтому все, что мы можем, это ходить по дну, заходя максимально глубоко на свой рост, размахивать руками, делая нелепые попытки грести, брызгать друг на друга водой и наблюдать за тем, как Егор делает дальние заплывы до самых буйков, покачивающихся в такт волнам. Не первый раз задаюсь вопросом, есть ли хоть что-то, что этот человек не умеет.

Но, в общем, и это уже немало, я чувствую непривычную слабость и гудение в мышцах, когда все же выхожу из воды.

Прячась от жары, мы возвращаемся в дом. Моя белая кожа, не привыкшая к такой погоде, уже покраснела на плечах и кончике носа. Как минимум, это то, что я пока обнаружила. А вот Егору с его изначально немного смуглой все ни по чем. Коротая время до вечера, мы помогаем по дому и беседуем с пожилой парой. Я все пытаюсь вывести и Прасковью на разговор, я вижу, что что-то происходит с сестрой, только не понимаю, что, и мне тревожно уезжать завтра, оставляя ее совсем одну. Но она мастерски избегает меня, и мне ничего не остается, кроме как дожидаться времени, когда она будет готова сама поделиться.

А вечером, когда солнце начинает клониться к закату, Егор предлагает мне прогуляться. Наша дорога снова приводит нас к морю, только в этот раз чуть дальше, на менее оживленный участок, незаметный с первого взгляда.

Я смотрю на вечернее море, на солнечный шар, неудержимо уплывающий за линию горизонта, опираясь спиной о широкую грудь Егора, и вслух задаю глупый вопрос, неожиданно пришедший мне в голову:

— Получается, ты и меня мог спрятать именно здесь, чтобы обезопасить?

Это не претензия, он навеян восторженными мыслями о великолепии никогда не виденного мной до этого моря.

— Наверно, мог бы. Но ты была нужна мне рядом. И всегда нужна будешь, — выдыхает мне в макушку, вкладывает в руки какой-то предмет и отстраняется. В моих ладонях остается золотая подвеска на тонкой цепочке в виде маленького конверта. Присмотревшись, я нахожу, где конверт открывается, и в моих пальцах оказывается тоненькая золотая металлическая пластина с гравировкой "Выходи за меня". Завороженно хлопаю глазами, пытаясь понять, не играет ли мое зрение со мной злую шутку в тусклом свете.

— Прасковья посоветовала мне это в качестве варианта признания в любви, раз уж у меня по какой-то непонятной причине не получается сказать это тебе в лицо. Но я же креативный, — слышу из-за спины, так как пауза затягивается.

Оборачиваюсь и вижу Егора на одном колене на песке у самого моря. Быстро-быстро моргаю, смахивая непрошенные слезы, потому что все происходящее для меня это какое-то невероятное сюрреалистичное счастье.

— Я слышала, — шепчу я, — как ты говорил по телефону, что любишь меня. Случайно.

И вопросительно смотрю на него.

— Отлично, от одного тяжелого бремени я освобожден. Но разве ты