В джазе только хулиганы - Dragonfly

class="p1">— Два балла! — рыкнула тётка. — Комментарии у меня не зафиксированы, а значит, вы не продемонстрировали хотя бы половины необходимых навыков! Следующий!

— …Кричит заведующий, — хохотнул Савицкий. — А у меня есть комментарии! И оценка!

По мрачному залу резво прошлась волна смешков, заставившая Растопчинскую, сжавшую губки, смешно проморгаться. Я чуть было не заржала от неожиданности и её бестолкового выражения. Проследила за раздербанившим укладку Соколовым, как дрогнул его уголок рта, и обернулась к Даше.

На её лице поверх ужаса отпечаталась нестерпимая болезненная улыбка.

— Ну так быстрее! Зачитывайте своё никому ненужное мнение! Не тяните время!

Вот стерва!

— Окей. Мой комментарий: эта дама, — я переметнулась взглядом с заднего ряда на жюри и обнаружила, как Савицкий ткнул пальцем в наигранно вздрогнувшую тётку, — привела на конкурс свою ученицу с такой же песней, как у вас, — весело объявил Господин. — Секундочку… — он уткнулся в листы. — Вот! Номер пятьдесят три. Старцева Екатерина, преподаватель — Растопчинская А! Р! Екатерины тут, конечно же, нет, но вы не волнуйтесь, я проверил, что Анастасия Родионовна ей поставила. Десять баллов!

По ряду побежали шёпотки и охи, когда тётка растерянно захлопала мерзкими губками. Единственное, на что у меня, изумлённой, хватило сил — повернуться к Соколову. Он быстро шепнул мне, прикрыв рот ладонью:

— Дурак твой продюсер.

— Он не мой продюсер! — к сожалению. — Почему дурак?

— Все так делают. Он разворошил осиное гнездо.

— Не надо обвинять меня бездоказательно! — взвизгнула Растопчинская. — Помалкивай, щенок!

Но Лёня на тётку никакого внимания не обращал.

— Уважаемая Григорян, я вам ставлю десять баллов, — ехидно улыбнулся он. — Эй, ведущий. Это нормально, что жюри проталкивают своих?

— Что ж… раз комментариев больше нет, — моментально отозвался тот, вызвав новый залп сдавленного смеха среди артистов, — следующая участница номер сто сорок шесть, Дарья Ковалёва.

Вот это конкурс! Вот это уровень!

Мы с Соколовым перекинулись взволнованными взглядами и слегка отодвинулись друг от друга, заглядывая на задний ряд. Дашка встала, разглаживая складки на сиреневом платье, смотря строго перед собой в одну точку.

— Чистая интонация, неплохое звуковедение… — чудесным образом смягчилась уличённая в махинациях женщина. — На вашем месте я бы стремилась к более открытому звуку. Тембр сносный, отметила вашу высокую сценическую культуру. Умеете обращаться с микрофоном и взаимодействовать с залом. За технику много вам сняла, не люблю, когда эстрадники воображают себя народниками или ещё того хуже… забугорными певичками. Был бы более округлённый облагороженный звук — все десять не жалко. А так семь.

Да у Растопчинской и семь — достижение! Я замерла, наблюдая за надувшейся Ковалёвой.

— Соглашусь, звучало «забугорно», — подхватил Господин. — Только это преимущество. Было бы странно петь Мэрайю Кэри на русский манер. Десять.

Даша в голос выдохнула и осунулась, не заботясь больше об осанке.

— А вы… — я обернулась обратно к сцене. — Всем подряд десятки ставите? — процедила сквозь зубы, слегка виднеющиеся из-под натянутых губок, тётка. — Или только смазливым девицам с пышными формами?

Ну и хамство! Даже мужичок, сидящий между двумя спорящими судьями, подавился.

— О, как вы меня рассекретили, — наигранно опустил Савицкий уголки рта и закивал. — Я так себе жену нашёл…

— Следующий участник! — влез в разборки поверх новых смешков в зале ведущий. Он нервничал и уже плохо это скрывал: столько раз бедняге приходилось гасить судейский конфликт. — Сто пятьдесят семь, Соколов!

Я оцепенела, поняв, что Кирилл, задев ногой моё колено, поднимается с соседнего кресла. Мы так мирно и уютно сидели рядом, до начала практически задремав виском к виску, изредка обменивались едкими весёлыми репликами во время этого спектакля, а теперь настало время и ему выслушивать… гадости?

Соколов с небрежно расстёгнутым воротником, потрёпанной причёской, спускающейся короткими волнами шоколадного цвета ему на лоб, выглядел уставшим, но совершенно хладнокровным по отношению к происходящему. Распрямился и отозвался хрипло после продолжительного молчания.

— Я.

— А… — Растопчинская, склоняя голову то вправо, то влево, увидела его и подозревающе прищурилась. — Это вы… опоздали на двадцать с лишним номеров?

Ой…

Мамочки! И тут я примерно осознала масштабы своей пакости. Вцепилась ногтями в обивку кресла и жалобно выглянула исподлобья на непоколебимо кивнувшего Соколова.

Честное слово! Если бы я знала, что в жюри сидит такая мегера, я бы не стала его так подставлять!

— Терпеть не могу, когда артисты опаздывают! Мерзость, — выплюнула она и, будто что-то зная, покосилась на Лёню. — Самомнение, значит, у вас на уровне, если заставляете жюри ждать вас. Интонирование безукоризненное, — вдруг заулыбалась тётка своими маленькими губками. Кирилл даже и не дрогнул. — Тембр сногсшибательный, богатый на обертона. Репертуар идеально подобран, передайте привет своему преподавателю… чувство ритма, мелизматика, понимание джазовых канонов — всё на уровне. Хочу также выделить артистичность, хорошо взаимодействуете с залом. Ставлю девять за безобразное поведение.

А парней и вправду жюри оценивают мягче?! Надо было всё-таки выпихнуть Соколова на сцену с красными щами! Шучу… конечно же, шучу.

Мне стало свободнее дышать, плечи расправились, а из груди исчезла странная щемящая боль, накатившая в момент, когда объявили его фамилию.

Соколов лишь равнодушно кивнул.

— Я сделал пометку, — хмыкнул Господин, — что у тебя… продающийся, привлекательный для девушек тембр. Вон как Анастасию… Родионовну… порадовал, — по залу снова прокатились смешки. И я улыбнулась, потому что это была правда… — Харизматичное выступление. Может, и хорошо, что последний, завершающий спел. Не знаю, что там у тебя за проблемы возникли… мне всё равно. Джаз — это сложно. Пускай будет десять.

Удивительно ли, но Кирилл снова оказался в числе тех немногих, у кого баллов хватало до первого места. Об этом думала я, прикидывая среднее значение при условии, что Козлов тоже поставил ему девять… об этом, видимо, размышляла и Растопчинская, нахмурив брови и собрав губки бантиком.

— А Борис Иванович, — загадочно добавила она и склонилась с ручкой в чужой блокнот. — Пускай поставит вам семь баллов. Да, Борис Иванович? Не станем же мы Соколову первое место присуждать за такой наглёж?

Тот пофигистически кивнул, а Господин растёр свой лоб до покраснения, шепча одними губами что-то матерное.

— Вот. Чтоб знал на будущее.

Моя челюсть раскрылась синхронно с тем, как Соколов быстро опустился на место. Сердце дико заколотилось по рёбрам, голова вскружилась… Поверить не могу! Месть состоялась! Я сдвинула его с пьедестала…

ЗАЧЕМ? ЗАЧЕМ Я ЭТО СДЕЛАЛА?

— Участница сто пятьдесят восемь, Васнецова.

Зачем…

— Регина! — просипело надрывно позади меня. А затем по плечу хлопнула женская рука с накрашенными ногтями. — Встала, быстро!

Ничего не разбирая в миг потемневших глазах, я приподнялась с нагретого кресла, оставляя на нём скатившийся по плечам, цепляющийся к пайеткам плед. Почувствовала, как Даша помогла его снять.