Экипаж - Даниил Любимов

При этих словах она погладила по голове девочку. Свен пытался расспросить окружающих, о чем говорит эта женщина-пилот. Сесиль прислушивалась к словам Александры. Нервная женщина тут же стала причитать своим излюбленным: «Господи, Господи…»

Пассажиры стали потрошить свои сумки. Они вытаскивали кремы, мази, пену для бритья. Стали укутываться и намазываться. Пассажиры, не попавшие в первую партию, снимали свои куртки и натягивали на тех, кто пойдет впереди. Вышедшая из ступора Вика стала помогать пассажирам.

– Сначала переправляем женщин и детей, потом раненых.

Врач готовила к пересадке раненых и проверяла, все ли сделано надлежащим образом. Все приготовления неугомонный пассажир с чемоданом снимал на свою видеокамеру. Ольга со слезами на щеках одевала Сашу, заботливо мазала им с Олегом лица. Представитель авиакомпании тоже занялся сборами, но действия его были абсолютно механическими. Как будто внутри человека выключили какой-то малюсенький, почти незаметный клапан. И вроде есть человек – ходит, двигается, говорит – а вроде как и нет. Взгляд пустой и сам он словно пустое место.

Мужчины с помощью Александры высвободили из-под брезента огромную лебедку, на барабан которой был натянут толстенный канат. Он заканчивался крюком. Канат продели в крепежные отверстия люльки для перевозки грузов, а к самой люльке привязали дополнительный трос.

Гречанка поискала глазами среди пассажиров и обратилась к Поповой.

– Как тебя зовут?

– Аля.

– Ты из бухгалтерии?

– Нет.

Гречанка задумалась на миг, потом, словно решившись, спросила озабоченным тоном:

– А не знаешь, если со мной что-то случится, то деньги с книжки кто получит?

– Наверное, родственники, – пожала плечами Попова, удивленная этим вопросом. Он показался ей совершенно неуместным и вообще неважным.

Но гречанка явно считала иначе. Пошевелив в кармане кофты, она вытащила оттуда свернутую трубочкой бумажку и протянула Але:

– У меня просьба к тебе. Вот телефон. Ты молодая, сильная, ты выживешь. Позвони моей дочери, ее зовут Тамара, скажи про книжку, пусть деньги получит. Я всю жизнь копила.

Аля молча смотрела на ее протянутую смуглую руку.

– Сами скажете! – сказала она.

– Не выйду я отсюда, – покачала головой гречанка с обреченностью во взгляде. – Я все понимаю. А ты позвони. Мы с ней двадцать лет не разговаривали. Вот телефон, скажи ей…

По щеке Поповой поползла слеза. Слизнув ее языком, она проговорила:

– Там, в автобусе, моя сестра двоюродная. С детьми. Я ей сказала – садись сюда, а она опять! Мы поругались. Последнее, что она от меня услышала: «Дура, как же я тебя ненавижу!» Дура…

Заключительное «дура» относилось уже к ней самой, Але Поповой. Она сейчас вспоминала ту прощальную минуту с сестрой, эти злые, обидные слова… Ох, как жалела сейчас она о них, как дорого готова была бы заплатить, чтобы все вернуть! Аля мысленно просила прощения у сестры и придумывала для нее слова совсем иные – теплые, нежные, любящие. Такие, каких она никогда, никогда уже от нее не услышит…

– Позвони обязательно, – сказала гречанка.

Со стороны послышались причитания: «Ох, упадем! Точно упадем!» Это стонала все та же женщина, которая за все время не высказала ни одной позитивной мысли.

«Странно, почему до сих пор никто ее не заткнул?» – подумала Аля и взяла листок.

Пассажир с видеокамерой открыл свой чемодан и начал раздавать из него одежду всем нуждающимся. Впервые за все время он отложил камеру в сторону.

– Леонид Саввич, двигайтесь теперь по прямой. Остальное мы сами, – сказал Гущин.

* * *

Пассажирский самолет, слепя прожекторами, летел в ночном небе. Впереди показался силуэт грузового.

Валера подскочил на сиденье, заметив его:

– Вот он!

– Спокойно, вижу! – отозвался Гущин. – Леонид Саввич, захожу в хвост, – сказал он в микрофон.

Гущин обернулся к Валере и Андрею.

– Ну что, вяжите страховку из ремней. Открывайте дверь. И осторожнее там… Чкалов, тебя особо касается! Пошел!

– Леш, ты меня видишь, я тебя – нет, – сказал Зинченко. – Поэтому командуй.

– Просто продолжайте снижение. Вы все правильно делаете.

Женщина-юрист вышла из туалета и присела рядом с Натальей.

– Аж живот скрутило. Страшно? – с пониманием спросила она.

Наталья кивнула.

– А чего одна, с детьми?

– Меня муж бросил, – пояснила та. – Когда сын заболел. Поехала к сестре, она на горнорудном инженером работает. Работала…

– А что с ним? – с сочувствием спросила юрист.

– Саркома, – просто ответила та.

– И что? – нахмурилась собеседница, уже проклиная себя за любопытство.

– Выздоровел. Чудом, – сказала Наталья и улыбнулась.

– А я сама мужа бросила, – призналась юристка. – Вообще-то я в агентстве по авторским правам работала. Куда ехать? Поехала на завод. Юрист на заводе – очень ответственно.

Этот спонтанный диалог сблизил обеих женщин. В нем было все из той, прежней жизни, протекавшей до этой чудовищной катастрофы, в которой даже неприятные события казались сейчас милыми пустяками. Это было похоже на то, как люди, переживающие войну, с теплотой вспоминают любые события мирного времени…

Тем временем Андрей и Валера при помощи других пассажиров вязали ремни, накручивали страховочные петли, набрасывали их на себя.

– Пойду помогу дяде бортпроводнику, – сказал рабочий Вове.

– Я тоже! – вызвался Вова.

– Ты здесь остаешься! – строго сказал рабочий и добавил: – За старшего.

Все налегли на дверь, пытаясь ее открыть. Но ничего не получалось – ее словно заклинило. Несколько человек бились с ней понапрасну – дверь казалась отлитой из чугуна.

Взмыленный Андрей ввалился в кабину.

– Не открывается!

Гущин покривил губами и проговорил в микрофон:

– Леонид Саввич, тут небольшая заминка… Перехожу на автопилот. Держите скорость. Как поняли?

После обмена репликами с Зинченко Алексей вышел из кабины. Идущий следом за ним Андрей с ужасом наблюдал за грузовым самолетом, нависшим впереди на критическом расстоянии.

Впереди стояла кучка измочаленных, выдохшихся людей. Взмокший Валера изо всех сил воевал с дверью, пытаясь ее открыть. Он один продолжил работу, в то время как другие уже сдались. Бухгалтер, рабочий и другие мужчины из числа пассажиров, увидев Гущина, пришедшего на подмогу, воспрянули духом и тоже присоединились. Все вместе они навалились на дверь. Но она была словно приварена, хотя на самом деле причина была в другом: поток воздуха настолько силен, что дверь не двигалась и на миллиметр.