Трафальгар. Люди, сражение, шторм - Тим Клейтон

наличие под ветром мелей Санкти-Петри и Трафальгара, он также передал команду "к исходу дня быть готовыми к постановке на якоря". После этого флагман поднял сигнал: "Англия надеется, что каждый выполнит свой долг". "В ответ со всех кораблей раздалось троекратное ура, настолько мощное, что, должно быть, потрепало нервы неприятелю", вспоминал лейтенант Фредерик Хоффман с «Тоннанта». Мичман Генри Уолкер говорил, что за криками ура на «Беллерофоне» раздался общий выкрик: "Не сомневайтесь в этом!" Наконец Нельсон поднял сигнал "сблизиться с противником вплотную", который продолжал развеваться во время всего сражения.

Приготовления к бою, производимые на Объединенном флоте, отражали обычаи и традиции двух наций. На «Буцентавре» имперский орел был вручен двум офицерам, Гийому Клоду Донадье и Шарлю Арману, под охраной которых он должен был находиться в течение всего сражения. Они пронесли орла по всем палубам, сопровождаемые Вильнёвом, офицерами и начальствующим над солдатами генерал-майором Теодором де Контамином. Каждый солдат и матрос принес повторную клятву "сражаться до последнего вздоха" на орле, врученном им самим императором. Возгласы "Да здравствует император!" и "Да здравствует адмирал Вильнёв!" раздавались снова и снова, в то время как офицеры "возвращались на верхние палубы и занимали свои места согласно боевому расписанию". Орел был установлен около грот-мачты.

На испанском корабле «Сан-Хуан-Непомусено» Чуррука собрал команду и послал за капелланом Сальвадоре де Роке для отпущения грехов. Затем он обратился к собравшимся: "Дети мои, от имени бога войны я обещаю вечное блаженство тем, кто падет при исполнении своего долга". Но, предупредил он всех, он расстреляет любого увиливающего от своих обязанностей. Если даже кому-то удастся избежать его кары, тот проведет остаток жизни в невзгодах и бесчестии. Присутствующие прокричали троекратное "Да здравствует король!" и разошлись по своим постам. Наблюдая за развитием атаки колонны Нельсона в направлении стыка авангарда и кордебаталии, Чурукка ясно понял, что авангард будет изолирован и ему трудно будет принять участие в битве, если флот не изменит курс на противоположный, пока еще не поздно. Он с усиливающимся нетерпением и беспокойством ждал подобного сигнала от Вильнёва.

Этот сигнал не появился. Вместо него, в одиннадцать тридцать, когда «Виктори» был в миле с наветренной стороны, Вильнёв "подал сигнал открыть огонь по достижению дальности стрельбы". Одновременно, согласно рапорта капитана Маженди, "были подняты адмиральский и корабельный флаги, приветствуемые криками ʻДа здравствует император!ʼ на всех кораблях флота". На бизань-мачте следующего за «Буцентавром» «Редутабля» взвился корабельный флаг. Барабаны били «Равнение на знамя!» и мушкетеры взяли на караул. Офицеры и команда салютовали флагу и троекратно прокричали «Да здравствует император!» Испанцы принайтовывали кресты к нокам бизань-гиков.

«Буцентавр» и «Редутабль» еще не сблизились с «Виктори» на дистанцию открытия огня, но «Фугё» уже был заметно ближе к флагману Коллингвуда. Капитан Луи-Алексис Бодуэн отдал команду открыть огонь одиночными пристрелочными выстрелами. Лучший наводчик последовательно стрелял из нескольких орудий, пытаясь определить дистанцию до «Ройал-Суверена».

По палубам пронеслась команда:

— Canonniers, chacun a son poste! — Расчеты выстроились двумя шеренгами по обе стороны от каждого орудия. Матросы подкреплялись солдатами, но орудиями командовали морские артиллеристы — канониры.

— Detapez, demarrez vos canons! — По этой команде разнайтовывали орудия, вынимали из стволов дульные пробки, снимали брестропы с орудийных замков. Поднимали крышки орудийных портов, и борт снаружи приобретал вид шахматной доски. Орудия были уже заряжены, и теперь надо было их выкатить.

— En batterie! — По команде «Palanquez», отданной командиром орудия, скорее всего в звании aide-canonnier, весь расчет налегал на лопаря[52] талей, выкатывая орудие на боевую позицию так, что ствол высовывался наружу через орудийный порт.

— Pointez! — Командир орудия, в синей форменной одежде, положив одну руку на ствол, другой рукой регулировал возвышение орудия с помощью подъемного клина, глядя вдоль оси орудия для проверки правильности наводки.

— Envoyez! — Выбрав подходящий момент на качке, командир орудия дергал за штерт орудийного замка. Орудие с грохотом выстреливало и отскакивало назад, удерживаемое талями.[53]

Зловонный запах серы, облако черного дыма, сквозь который расчет орудия пытался высмотреть место падения ядра. Офицеры на квартердеке наблюдали в подзорные трубы и посылали связных к орудиям передать результат — недолет или перелет. Вскоре одно ядро прошило насквозь парус «Ройал-Суверена». Наконец, на расстоянии ружейного выстрела — около ста пятидесяти ярдов — Бодуэн скомандовал дать залп всем бортом.

Глава 11

Мы прорвем их строй, черт побери!

Солнце ярко светило с безоблачного неба, и к полудню температура поднялась до 70 градусов по Фаренгейту.[54] Офицеры «Белайла», следовавшего в четырехстах ярдах позади «Ройал-Суверена», увидели, что на французских и испанских кораблях поднимают флаги, и капитан Уильям Харгуд дал команду бить сбор. "Джентльмены, — сказал он, показывая на «Фугё», — должен вам сказать, что собираюсь пройти под кормой этого корабля; зарядите орудия двумя ядрами и добавьте картечь; всыпем им как следует. Расходитесь по своим постам и имейте в виду — стрелять только наверняка". Харгуд прошелся и встал рядом с носовой карронадой правого борта квартердека.

Они увидели, как борт «Фугё» украсился двумя рядами вспышек орудийных выстрелов, а несколькими секундами спустя в парусах «Ройал-Суверена» появились рваные дыры. В ответ раздалось несколько выстрелов носовых орудий Коллингвуда, и флагманский корабль окутало облако дыма.

На полуюте «Белайла» находилось тридцать морских пехотинцев с тремя офицерами во главе. Глядя сверху на расположенный перед ним квартердек, шестнадцатилетний лейтенант морской пехоты Пол Николас на некоторое время ощутил прилив уверенности при виде моряков — загорелых, решительных, ухмыляющихся. Некоторые из них были обнажены по пояс, другие только расстегнули воротники и закатали рукава; их головы были повязаны платками. Николасу, который еще ни разу не участвовал в сражении, они казались неустрашимо рвущимися в бой.

Затем, впервые в жизни, он услышал свист вражеских снарядов, а когда первое ядро пролетело у него над головой, он начал понимать, что им предстоит пережить. Харгуд приказал лечь на палубу всей команде, за исключением офицеров, от которых ожидалось, что они останутся на ногах перед лицом врага. Николас, как и его непосредственный начальник первый лейтенант Джон Оуэн, был поражен мрачным, внушающим благоговейный страх молчанием на борту корабля. Эту тишину нарушали "только подающий команды голос капитана Харгуда: ʻТак держать! Помалу право! Так держать!ʼ — и голос штурмана, который передавал команды рулевым. Время от времени раздавался