Тень - Евгения Полянина

– Мало ли. Вдруг это были невинные младенцы.

Ей не хотелось признавать, что она почти ничего не смыслит в своей «профессии». Хору исчез, не рассказав и десятой части необходимого. Было чудом, что она до сих пор справляется.

Вятский перегнулся через стол.

– Слушай, ты действительно считаешь меня таким ужасным?

– Где-то между доктором Зло и Вейдером, – закивала Катя. Она втянула остатки коктейля. От переизбытка сиропа во рту стало приторно, и захотелось запить.

Вятский покачал головой.

– Омлет, – сообщил он деловито, – марку яиц не помню. Омлет с кусочками докторской колбасы. Надеюсь, это офигеть как поможет расследованию.

Катя ничего не сказала.

– Я отвел Мишку в школу, – продолжил Вятский, – отсидел литературу, потом встретился с Кравцовым, чтобы отдать ему… – он замолчал.

Катя ждала, не сводя с него глаз.

– Ой, да брось, – отмахнулся он, – ты знаешь, о чем я. – Вятский перегнулся через стол и прошептал: – Я отдал ему травку.

Катя закатила глаза. И зачем он шепчет? С таким папочкой мог бы кричать на весь «Пузырь». Собственно, так он обычно и делал. Парень с пистолетом приторговывает наркотиками. Идеальный сын полковника.

– Потом отсидел четыре урока, – продолжал Вятский, как ни в чем не бывало. Он подозвал официантку и заказал еще одну порцию. – Покурил, отсидел пятый урок и… ну, потом ты и сама знаешь, – добавил он, откашлявшись.

Катя нахмурилась.

– Ты же не табак курил?

Вятский посмотрел с «разве-не-очевидно» выражением, и Кате все стало понятно.

* * *

– Лучше не найдете, – заверил Кравцов, показывая пакетик рыжей девушке. Она потянулась к покупке, но он одернул руку. – Не все сразу.

Рыжая по очереди посмотрела на кавалеров. Один из них – широкий в плечах, с лысиной на макушке – достал кошелек.

– Уверена, что хочешь попробовать, Манек? – спросил он, протягивая Кравцову деньги. Тот быстро схватил, пока они не передумали.

Манек пожала плечами.

– В жизни надо все попробовать, – она засмеялась и с ловкостью куницы выхватила пакетик из рук Кравцова. – Что плохого может случиться?

* * *

Катя выдавила притворную улыбку.

– И ты серьезно просишь меня о помощи? – Она смяла пластиковую трубочку. – Дело раскрыто, Ватсон. Ты был накуренным, злым и… ты был Вятским. А теперь пытаешься списать это на монстров.

– Это было другое, – произнес он медленно, но уверенно. И у него опять было это раздражающее «хм-лицо». Катя вдруг почувствовала себя очень глупо. Она встала, положила на стол деньги и подхватила куртку.

– Не в монстрах проблема, – сказала она, пытаясь просунуть руку в рукав, – проблема в твоей больной голове. Травка, – Катя фыркнула, – серьезно?

Она вспомнила, что в те же дни видела, как он подливал что-то в коктейль. Она и сама никогда не была паинькой, но… Оружие, травка, алкоголь, продажный папочка – достаточно, чтобы попасть в список «никогда не знакомь с мамой». И поскольку маме было плевать, приходилось контролировать себя самой.

«Так что, – сказала она себе, – будь хорошей девочкой, Макарова, и пошли этого плохого-плохого мальчика куда подальше».

Рука как назло не хотела попадать в рукав, и Катя так и вышла на улицу – не до конца одетая, с расстегнутым рюкзаком в одной руке и шапкой в другой.

* * *

Гоша поглядывал то на экран, то на Мариам. Она зарылась в толстовку, сгорбилась над зеленым перекидным блокнотом и что-то записывала и зарисовывала. Она сидела на самом краю скамейки, положив между ними флисовый плед. Гоша чуть не спросил, не пахнет ли у него изо рта – другой причины, почему она так сторонится его, он не мог придумать.

С другой стороны, возможно, она была занята своим исследованием и просто не могла отвлекаться ни на что другое.

Мариам использовала свои силы на полную катушку. Она не знала их природу, не знала, как они работают, и не могла бы объяснить, если бы ее попросили. Внутреннее зрение для нее было чем-то врожденным и очевидным, как движения рук и ног. Она просто видела – мельчайшие изменения в поведении людей, крошечных мотыльков ауры, витающих над их головами. Когда человек злился, их крылья пылали красным или оранжевым. Пятна напоминали огонь. Депрессия нависала над головами черным туманом. Страх – серый и выбеленный, если он разрастался до ужаса.

Вокруг каждого человека летали миллионы мотыльков. Без напряжения зрения они сливались в единое пятно и ни о чем не говорили. Но если приглядываться, получалось как во сне: можно замечать отдельные детали, выхватить их и изучать.

Мариам редко обращалась к своему дару, от этого у нее начинали болеть глаза. Потом боль распространялась на голову и опускалась вниз, затапливая мышцы и суставы. Если переусердствовать, можно закончить параличом. И самое страшное – она не замечала, когда достигала предела. Чем больше силы она использовала, тем проще силе было обмануть ее – все казалось в полном порядке, пока усталость не обрушивалась разом.

Но сегодня Мариам готова была пойти на риск. Ей было крайне необходимо изучить, как эта сила влияет на людей. Где-то в глубине души она понимала, что это знание, раньше казавшееся бесполезным, может спасти ее друзей. Оно может спасти Катю. Однажды, когда ей понадобится помощь (очень скоро), Мариам будет готова.

Она сосредоточилась на компании перед ними. Они только зашли – девушка и двое мужчин. Один с залысинами на затылке, крупный, стянутый кожаной курткой, которую он почему-то решил не сдавать в гардероб и которая, казалось, вот-вот лопнет на спине. Другой – с длинными черными волосами и шипастым браслетом на правой руке. Девушка на их фоне казалась маленькой куклой с длинными рыжими волосами, рассыпанными по черному топу. Она была младше их и ловко успевала принимать знаки внимания от обоих.

Парень справа пытался ее обнять, тот, что слева, накручивал на палец прядь ее волос. Все трое знали, что это несерьезно, – они просто веселятся и наслаждаются весельем, как только можно в этом городке. У Мариам сдавило грудь. Она никогда не сможет почувствовать себя такой же – молодой, веселой и любимой.

Приглядевшись, она заметила, что бабочки эмоций немного дрожат – такое бывает, когда человек выпьет. Такое часто бывало с Вятским и Кравцовым, когда она наблюдала за ними в школе. Обычно это проходило через полчаса или час. Но сейчас картинка выглядела иначе.

Прошла половина фильма, когда Мариам начала замечать изменения в их ауре. Парень справа убрал руку с талии девушки. Отвернулся и уставился в экран. Ему было плевать на все. Так обычно выглядела аура у больных. Мариам оглянулась на Гошу – всего на мгновение; цвета его ауры жгли ей глаза. Она вздрогнула. Он смотрел прямо на нее.

– Что-то не так? – спросил Гоша.