Это было в Праге - Георгий Брянцев
Шрифт:
Интервал:
Она положила свитер на диван, что-то завернула и покрыла все это юбкой. Божена услышала, как прошуршала бумага.
— Ты просто дурешка, Мария, — сказала Божена с улыбкой. — У тебя озорной характер. Тебе надо было родиться мальчишкой. Ведь ты ничего не замечаешь вокруг себя. А помнишь, как Антонин Слива объяснился тебе в любви?
— Конечно, помню, — рассмеялась Мария. — Но ему тогда было шестнадцать лет. Теперь он поумнел и больше не клянется мне в любви.
— Неужели тебе еще никто не нравился? — спросила Божена, когда они легли на кровать и прижались друг к другу.
— Нет, — быстро ответила Мария. — Впрочем, «нравился» — это слишком широкое слово. Что значит «нравился»? Мне нравился наш преподаватель физики, но только потому, что был умен. Мне нравился своей смелостью тот летчик — помнишь, что познакомился с нами на катке? Да помнишь, наверное! Он в воздухе переворачивал самолет кверху колесами и в конце концов разбился. Но чтобы я зажглась, как ты, чтобы меня властно потянуло к какому-нибудь мужчине, чтобы я ночей не спала, мучилась, тосковала, — этого не было. — Помолчав, она добавила: — Да так, может быть, и лучше. Вот сейчас ты вся полна Милашем, только им одним, а я свободна и сама себе хозяйка. Я боюсь, ты даже не видишь, что происходит вокруг нас, а если и видишь, то не вдумываешься.
Божена чувствовала, что Мария права. Ее охватил стыд. Говоря по совести, она и в самом деле ничем не интересуется, кроме Милаша, и живет точно в монастыре.
— А ты расскажи мне, Мария. Ведь у тебя столько знакомых, ты все знаешь, — попросила она тоном ребенка.
Мария начала рассказывать о столице, живущей тревожной жизнью. В Праге за последние дни не бывало много туристов. Они бродят большими группами, редко по два-три человека и никогда в одиночку. Штатская одежда не может скрыть их военной выправки. Все они, как на подбор, широкоплечие, рослые, мордастые, с коротко подстриженными затылками. Они говорят на ломаном чешском языке и весь день слоняются по городу, справляясь в путеводителе. Их интересуют здания правительственных учреждений, банков, торговых фирм, больших магазинов, музеев. Они подолгу торчат около нарядных витрин, задирают головы и внимательно изучают рекламы и вывески. И беззастенчиво набрасываются на еду, будто вырвались из голодного края; как дикари, они уничтожают бутерброды, пиво, сосиски с капустой. Обыватели теряются в догадках: что это за люди? Но не все слепы, и многие знают: это гестаповцы и эсэсовцы, головной отряд Гитлера, головорезы, заблаговременно переброшенные в Прагу в штатских костюмах и с «вальтерами» в карманах.
Многое можно рассказать! Например, о том, что телефонная связь между Прагой и Братиславой, Прагой и Ужгородом уже прервана. Состоялась открытая демонстрация немцев, проживающих в Словакии; их вожак Кармазин выступил с угрозами по адресу Чехии. Словацкий епископ требует немедленного разрыва с Прагой. Шанио-Мах, лидер словацких сепаратистов, вместе с глинковскими бандитами терроризирует чехов, проживающих в Словакии, и те тысячами бегут в Чехию. Чехословацкая армия по требованию Гитлера сокращается на сто пятьдесят тысяч человек. В кафе «Саверин» чешские офицеры во главе с генералом Мэдэком сорвали с себя в знак протеста ордена, медали, погоны и выбросили их в корзины из-под белья. Батя удрал в Бразилию. Поп Волошин претендует на кресло премьер-министра в автономной Закарпатской Украине. Другой служитель церкви — Тисо отправился в Берлин к Гитлеру с жалобой на чехословацкое правительство, а вернувшись, созвал парламент и объявил Словакию независимой республикой. Парламент заседал под охраной отрядов СС, СА и глинковских гвардейцев. Многие чешские патриоты уходят в Шумавские леса, где уже организуются первые отряды сопротивления.
— Что же с нами будет? — спросила Божена. Она никак не могла вместить в себя все, что услышала.
— Тяжело будет, очень трудно. Я только сегодня узнала, что Гитлер готовится предъявить нам ультиматум. Он потребует отделения Словакии и Закарпатской Украины, роспуска и разоружения всей нашей армии, упразднения поста президента и взамен учреждения должности регента, принятие нюрнбергских антисемитских законов, передачи Германии всего нашего золота, решительной расправы с коммунистами и даже со сторонниками Бенеша.
Божена не могла сдержать дрожи в теле.
— Что с тобой? — тревожно спросила Мария.
Божена еще крепче прижалась к подруге и едва слышно, будто их могли подслушать, проговорила:
— Если бы ты знала, как я боюсь за отца! Ведь он коммунист… Не дай бог, если с ним что-нибудь случится. Нет, нет, я не переживу этого.
Мария прижала к себе голову Божены и, перебирая рукой ее волосы, поцеловала в горячий лоб.
— Я тоже теперь коммунистка, — сказала она.
— Ты? — встрепенулась Божена.
— Да.
— Когда?
— Совсем недавно, на днях. У твоего отца и у меня отныне одна судьба.
Так вот почему Мария знает все, что делается в стране и во всем мире… Она избрала себе тот же путь, что и отец, и Антонин Слива. Нет, Божена не в силах этого понять. Что Марию, девушку, привлекло в ряды людей, которые готовы пойти на смерть? Другое дело мужчина, но она — девушка… Неужели не страшно ей? Неужели она готова на все: на лишения, пытки, тюрьму?..
Больше они не сказали друг другу ни слова. Проснулась Божена глубокой ночью от сильного сердцебиения; сердце сжималось от предчувствия беды. Прислушалась: тишину нарушало только постукивание часов да мерное дыхание спящей рядом с нею Марии. Божена осторожно, боясь разбудить подругу, спустила с кровати ноги, прошла в переднюю комнату, включила свет. При свете лампы на душе стало немного легче. Она села на диван, стараясь разобраться в своих ощущениях. Почему она внезапно проснулась? Что побудило ее встать с постели?
Она отодвинула в сторону юбку и шерстяной свитер Марии и тут увидела стопку листков. Края их выглядывали из-под свитера. Помимо своей воли Божена прочитала: «…Коммунисты, приложившие все усилия к тому, чтобы спасти страну от тяжелых ударов, перед лицом всего народа заявляют, что они будут самоотверженно и смело бороться за…»
Божена осторожно поправила свитер на диване. Потом она вернулась в спальню и разбудила Марию.
— Сколько времени? — спросила подруга. — Я не опаздываю?
— Четыре с минутами. Еще рано. Но ты должна уйти.
— Сейчас, среди ночи?
— Так будет лучше. Вставай. Я тебе объясню.
Мария не заставила себя долго ждать и за какие-нибудь шесть минут оделась и умылась. В пальто и плаще она подошла к подруге.
— Хорошо, что ты сказала мне… о том, что стала коммунисткой. Поэтому я обязана тебя предупредить. В последние два дня я несколько раз видела вблизи нашего дома подозрительного человека… Не знаю, кто он и почему здесь крутился.
— И что же ты думаешь? — спросила Мария.
— Боюсь, что он следит за нашим домом.
— Хорошо. Я ухожу, — сказала Мария, поцеловала подругу и решительно толкнула дверь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!