Апостолы Феникса - Линн Шоулз

— Но останки его исчезли — угадал?

— Правильно.

Мэтт опять покачал головой.

— Невероятно! Теперь осталось четверо.

Сенека заметила, что глаза его блестят от волнения.

— Помнишь, когда мы ужинали в «Лорелее» и ты мне рассказывал о Тамерлане, ты сказал, что он предположительно состоял в родстве с Чингиз-ханом?

— Да.

— Полтора года назад в ходе раскопок международной археологической экспедиции в глубине Монголии открыли предположительно дворец Чингиз-хана, а вскоре и его могилу. Недавно она была вскрыта и ограблена. Множество погребальных предметов осталось внутри, но…

— Останки исчезли.

— Именно.

— А отвечает ли он нашим критериям?

— Так же, как и Тамерлан. — Она заглянула в папку. — Например, в Иране и в Ираке его рассматривают как военачальника, осуществлявшего геноцид и нанесшего непоправимый ущерб населению. Оккупация Багдада и Самарканда привела к массовым убийствам — земли южного Хузестана были совершенно разорены. Иранский народ считает его таким же презренным завоевателем, как Тамерлан и Александр Македонский. То же самое в России, в Средней Азии, в Китае, на Украине, в Польше и Венгрии. Чингиз-хана проклинают как массового убийцу, совершившего чудовищные преступления против человечества.

— Твой отец просто превзошел себя. Я чувствую себя просто-таки Кейси Касемом, отсчитывая эту топ-дюжину. Итак, осталось трое.

— Следующий — Слободан Милошевич. Он развязал войну в Боснии и Хорватии, в результате — два миллиона беженцев и четверть миллиона убитых в ходе этнических чисток. В 2006 году, когда его судили за преступления против человечества, он умер от сердечного приступа в тюремной камере. Его тело отправили в Сербию и там похоронили. Восемь месяцев назад кладбищенские служащие обнаружили, что могила его вскрыта, а тело исчезло.

Подошла стюардесса с напитками. Мэтт подождал, когда она укатит свою тележку.

— Просто поразительно!

— Следующий будет еще поразительнее.

— Кто же это?

— Нацисты со своей репутацией поставили нашему клубу целых двух членов. Второй — не кто иной, как сам Ангел смерти, доктор Йозеф Менгеле. Он осуществлял жестокие эксперименты над узниками концлагеря Аушвитц-Биркенау. Нет счета тем, кого он отправил в газовые камеры, встречая на вокзальной платформе вновь прибывших и указывая, кому направо, кому налево, а его белый халат и простертые белые руки вызывали в памяти образ белого ангела. После войны он бежал в Южную Америку, где жил под именем Вольфганга Герхарда. В 1979 году он утонул, купаясь на пляже в Бразилии. В 1985-м власти эксгумировали его тело, чтобы судебно-медицинские эксперты провели исследования по подтверждению его идентичности. После этого его останки хранились непосредственно в Институте судебной медицины в Сан-Пауло под грифом строжайшей секретности, чтобы никакая неформальная группировка не смогла выкрасть кости своего героя. Недавно в институте случилась кража со взломом. Особый сейф, в котором были только лишь останки Менделе, очистили.

— Подозревают какую-нибудь фанатскую группировку?

— До сих пор никто не взял на себя ответственность за похищение и не хвастался, что кости у него.

— Ну а последний в списке?

— Самое лучшее я приберегла напоследок. Это ограбление достойно приза за непревзойденную дерзость и наглость. Представляешь, выкрали останки русского царя Ивана Грозного из его усыпальницы в Кремле.

— Боже мой! Когда это случилось?

— Две недели назад. И самое примечательное, что часовой, который нес вахту в ту ночь, уверяет, что выкрал их не кто иной, как сам Президент России!

Мэтт откинулся на спинку кресла и стал загибать пальцы:

— Монтесума, Батори, Тамерлан, Кровавая Мэри, Чингиз-хан, Менгеле, Кох, Милошевич, Ирод, Амин, Иван Грозный, и вот теперь еще Робеспьер. Двенадцать членов нашей банды палачей. Что бы это значило?

— Или это самая омерзительная выходка в истории человечества, или мы сидим на бомбе замедленного действия.

2012, Париж

— Спасибо, что согласились встретиться с нами так поздно, — сказала Сенека мужчине, которого прислала парижская редакция «Планет Дискавери», чтобы он сопровождал их с Мэттом в катакомбы. Они стояли на улице Полковника Анри Роль-Танги у краснокирпичного здания с большой металлической дверью без опознавательных знаков. Уличное движение постепенно затихало.

— Это наилучшее время, — сказал гид, открыл дверь и жестом пригласил их идти за собой вниз по лестнице. — Нам никто не помешает. Да и там, куда мы идем, всегда царит ночь.

Ростом он был от силы пять футов восемь дюймов; пышные усы и зачесанные назад темные волосы подчеркивали белизну узкого правильного лица. На нем была черная кожаная куртка поверх свитера, толстые рабочие перчатки и черные брюки, под которыми угадывались наколенники. В руке он держал большой электрический фонарь на аккумуляторах — на спине, в рюкзаке, подобном верблюжьему горбу.

Лестница кончалась галерейкой, уводящей в темный туннель. Слева вверху под потолком тянулся целый пук толстых электрических кабелей. Цепочка лампочек, висящих слишком далеко друг от друга, давала тусклые круги света, перемежающиеся кусками темноты. Запах тления раздражал ноздри Сенеки, промозглая сырость, казалось, вползала ей под кожу.

— Похоже, много электричества они здесь не расходуют, — заметил Мэтт в нескольких шагах впереди.

— В этом нет надобности, — сказал гид, направляясь в туннель. — Эта территория предназначена по преимуществу для туристов, а им чем меньше света, тем сильнее впечатления.

— Мило, — тихо выдохнула Сенека и включила фонарик, который дал ей гид. Мэтту он тоже дал фонарик.

Гид приостановился.

— Берегите батарейки, они вам еще понадобятся. — И снова пошел вперед. — Эти катакомбы — то, что осталось от парижских каменоломен, чья история уходит ко временам римлян. В конце семнадцатого века городские кладбища уже не вмещали мертвецов и стали поэтому рассадниками болезней, и было решено переместить останки в каменоломни. — Он снова приостановился. — Скоро нас будут окружать кости семи миллионов парижан.

Они подошли к пересечению туннелей. Гид пошел по правому, и Мэтт спросил, указывая на левый:

— А куда ведет этот?

— Это один из многочисленных входов в каменоломни, туннели которых имеют длину не менее трехсот километров. Никто не входит в этот лабиринт, если только не хочет навеки остаться глубоко под землей. Мы пойдем сюда, уже недалеко.

Сенека подумала, что идти по гравию — все равно что идти по кукурузным зернам, звук такой же. Как и предыдущий, этот туннель тоже был холодный, сырой, плохо освещенный.