Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари - Сергей Кузнецов

«В семействе графа Сергия Григорьевича всегда наблюдался самый строгий этикет, самое безупречное приличие. Поутру он выходил из своей спальни в соседний с нею кабинет, уже одетый в военный сюртук и пил кофей, сопровождая его курением сигары. Дочери его не смели приходить в комнаты, занимаемые их братьями, и поэтому, разумеется, не видели их в дезабилье. Сыновья графа, меняя с годами детскую курточку на фраки, должны были являться к обеду не иначе как в этом парадном костюме. Тот же этикет соблюдали и мы с гувернером Тромпеллером. Теперь вы поймете, какой эффект произвели на нас всех грубый цинизм и бесцеремонное — скажу — халатное обращение графа Толстого с его женой, будто намеренно выставляемое им напоказ перед всеми нами. Не смогу забыть одного осеннего вечера, когда после обеда все мы по заведенному обычаю из столовой перешли в биллиардную комнату.

Графиня Софья Сергеевна Строгонова — вторая выдающаяся женщина из этого рода с таким именем, ранее неизвестный гений художественной семьи

Граф Сергий Григорьевич с кем-то играл на биллиарде, из нас кто следил за игрой, кто втихомолку разговаривал с соседом. У окна сидел граф Иван Петрович Толстой рядом с Софьей Сергеевной, вдруг он охватил ее обеими руками, посадил к себе на колени и, крепко обнявши, стал целовать, начиная от щек и горла до самой груди. Все присутствующие были мгновенно поражены таким неслыханным и не вообразимым позорищем и в смущении стремглав бросились в разные стороны. Когда я выходил за дверь, то услышал кем-то произнесенное слово „Негодяй!“».

Обвиненная в измене мужем графиня Софья Сергеевна скончалась 13 февраля 1852 года через двенадцать дней после рождения дочери Натальи. Граф Сергий Григорьевич забрал ее и маленького внука Петра к себе, зятю позволял лишь навещать их.

Акварели сестры аккуратно сохранил граф Павел Сергеевич.

В восьмиугольном зале первого этажа дома на Сергиевской выставлялся хорошо известный знатокам портрет Петра Великого в круге. Для графа Павла Сергеевича холст представлял собой еще одно произведение из дома на Невском, важное для него, осмелюсь предположить, не столько по художественным, сколько по идеологическим причинам. Кроме того, это одно из самых загадочных произведений русского искусства XVIII века. До сих пор даже исследователям почти неизвестно, что полотно, которое достаточно долго приписывали А. Никитину, происходит из Англии, и это обстоятельство, возможно, станет еще одним важным аргументом противников такой атрибуции.

Портрет Петра в круге — семейная реликвия рода Строгоновых

7/19 октября 1807 года протоиерей при церкви русской миссии в Лондоне Яков Смирнов отправил письмо П.А. Строганову. «Николай Михайлович Лонгинов писал ко мне… что ваше Сиятельство очень желали бы иметь портрет Петра Великого, который изволили видеть in my drawing Room, ибо он де вам показался очень хорошим. Ваше замечание, конечно, справедливо. Многие здешние знатоки весьма оной хвалили, сказывая, что оной неотменно должен быть оригинал и хорошаго живописца, и деньги мне за оной даже предлагали. Но тогда я надеялся еще очень долго жить, а затем и хотелось всегда иметь перед собою сего беспримерного Государя. Теперь же я уклоняюсь уже к старости; затем хотя и не могу сказать, чтобы я расставался с сим портретом без сожаления, но… ему нигде нельзя быть лучше как в собрании вашем, и я весьма рад буду, если оной и в вашем драгоценном собрании признан будет хорошим…»

В следующем письме от 6/18 января 1808 года Смирнов выражает удовлетворение, что посылка с портретом дошла до П. Строгонова, и беспокоится лишь, в благополучном ли состоянии портрет, «ибо мне весьма желательно, чтобы он был в России и в толь прекраснейшем собрании… Он того стоит, ибо лучших портретов либо мало, либо может быть и вовсе нет».[68] Перевезя в свой дом портрет, который так нравился его предку и тезке, граф Павел Сергеевич подтвердил верность заветам основателя империи. Сам его дом представлял попытку вернуть золотое время, возродил на некоторое время идеал графа Александра Сергеевича-первого — использование достижений других цивилизаций для прогресса собственного Отечества, что вполне соотносилось с западническим духом реформ императора Александра II, своеобразным манифестом, в честь которых был дом на Сергиевской. Как свидетельствует князь В.П. Мещерский, зимой 1861–1862-х годов Петербург увидел блестящие балы Паниных, княгини Кочубей (вероятно, Елизаветы Васильевны, композитора-дилетанта), Э.Д. Нарышкина, С.С. Бибиковой, графа Павла Строгонова.

Библиотека графа. Помимо книг здесь хранились многочисленные произведения искусства. В частности, в правом углу видна картина Ш. Лебрена «Снятие с креста», в центре правой стены триптих С. дель Пьомбо, под ним — скульптура А. де Росси «Папа Клемент XI»

Следуя своему замыслу, Строгонов параллельно с возведением дома увеличивал собрание — оно начало формироваться одновременно с идеей собственного и обязательно «художественного» дома. В свою очередь, коллекции дали возможность графу Павлу Сергеевичу творить — создавать интересные художественные проекты, в частности, он стал устроителем выставки художественных произведений из частных коллекций, устроенной в стенах Академии художеств в 1861 году. Строгонов не только сам представил множество произведений, но и привлек на нее в качестве экспонентов всех своих родственников, располагавших произведениями искусства. Затем тридцать шесть лет подобная выставка не устраивалась, лишь в 1897 году была открыта в доме на Невском.

Андрей Воронихин прославил дом на Невском проспекте. Важным персонажем дома на Сергиевской и временным жителем других домов графа Павла Сергеевича был живописец Федор Васильев, как будто вышедший из повести Дмитрия Григоровича «Неудача», причем следует отметить, что сюжет вымышленный и сюжет реальный спорят между собой в остроте драматизма. В своем произведении писатель поведал о горькой судьбе талантливого, но бедного художника, лишенного покровителей. Читатель встречает Григория Петровича Андреева, так зовут главного героя, при покупке эстампа, с изображением одной из мадонн Рафаэля. Комната художника — обиталище человека, интересующегося только искусством и не думающего о быте.

Интерьер со знанием дела описал Григорович: «Прежде всего бросался в глаза ветхий письменный стол, на котором молодой жилец сосредоточил, казалось, всю свою роскошь. Тут помещались самые красивые книжки; голубая стеклянная вазочка для перьев и костлявая гипсовая анатомия со вздернутую к верху рукою, возвышались на ящике стародавнего фасона из карельской березы, — подарок, или, скорее, наследие какой-нибудь провинциальной прабабушки. Над ними висело несколько древних эстампов, тщательно наклеенных на папку; подле гипсовая маска Венеры, освещенная сбоку, четко вырезывалась на темной, закопченной стене.