Раневская, что вы себе позволяете?! - Збигнев Войцеховский

Обратный адрес: поселок Малые Херы, до востребования».

Фаина Раневская любила цирк. Да, очень любила. Вряд ли здесь есть чему удивляться: она прекрасно видела, что значит быть цирковым артистом, сколько самого обыкновенного пота проливают артисты на репетициях. Что касается клоунов, то Раневская обожала Юрия Никулина. И он ею восхищался и очень любил.

По сути, работа клоуна сродни работе актера на сцене. И может быть, даже чуточку сложнее. Ведь в театр идут люди, скажем так, духовно и интеллектуально подготовленные к зрелищу спектакля, к восприятию игры актера. А в цирке публика не просто разная, она очень разная, бесконечно разная как по возрасту, так и по всем иным социальным признакам. В цирк идут степенные хозяева семейств со своими детьми, нервные домохозяйки, мелкие чиновники, старательные советские госслужащие, педагоги, машинисты, врачи, дворники, официанты… И клоун должен быть понятен всем, близок всем и рассмешить всех. Клоун должен вызвать самые светлые, позитивные чувства. И в этом — суть его таланта, его настоящего творчества.

Юрий Никулин был, несомненно, гениальным клоуном. Он одним из первых вышел на сцену без привычного клоунского грима, он буквально совершил революцию в среде клоунов. У него не было «боевого раскраса», он не надевал приставной нос. Но когда он выходил, только выходил на сцену — зрители уже начинали смеяться.

Фаина Раневская, сама будучи талантливой актрисой, не могла не видеть и не почитать артистический талант, в каком бы виде он ни проявлялся. И поэтому ее восхищение Юрием Никулиным было искренним и теплым.

С таким же восхищением относилась Раневская и к фокуснику Игорю Кио, слава которого в то время гремела по всему Советскому Союзу и даже за его пределами. Очень часто Игорь Кио брал к себе в ассистенты именно клоунов, он очень любил работать вместе с Никулиным и его напарником Шуйдиным. И тогда воедино смешивалось смешное и удивительное на арене цирка — это было феерично, весело и по-настоящему празднично-волшебно.

Например, один из номеров Игоря Кио был таким: в большой сундук залезал Юрий Никулин, причем все это было со смешной подозрительностью Никулина, его тщательным осмотром сундука и прочим валянием дурака — уже это вызывало смех публики. Никулин все же залезал в этот сундук, сундук поднимался к самому куполу цирка… И разваливался на части!

Зрители в ужасе ахали, но из сундука ничего не выпадало! Игорь Кио направлялся искать Никулина — второй клоун вытаскивал огромный нож и требовал вернуть друга. Никулин находился. Вдруг прожектор освещал его, сидящего где-то среди зрителей и за обе щеки уплетающего булку с сосиской и запивающего все это лимонадом.

Раневская очень любила ходить на выступления Кио и Никулина. Они узнавали ее среди зрителей, приветствовали, но при этом никогда не выбирали ее в качестве «случайной жертвы».

Однажды Раневская пошла на цирковое представление и купила розы — она собиралась вручить их Юрию Никулину.

Когда представление закончилось, лично сам директор проводил Раневскую за кулисы каким-то особым путем (наверное, для разных посетителей были разные проходы за кулисы).

Раневская шла, успевая за директором, как вдруг он остановился, ступил в сторону, а перед Раневской раздались аплодисменты! Артисты цирка, уже разгримированные, стояли и аплодировали. А девушка-гимнастка вручила Раневской букет цветов.

Фаина Георгиевна растерялась. Она никак не ожидала такого приема и сунула девушке розы: «Это я вам должна дарить цветы за такое представление».

Но ее никто не слушал. Разве что директор сказал девушке отдать розы Никулину — он знал, что Раневская собиралась их вручить именно ему. А сам Никулин вместе с Кио уже принесли бутылку шампанского, быстро открыли и Никулин предложил тост: за Раневскую.

Тут Фаина Георгиевна почти опешила: как за нее? Почему за нее, если она пришла в цирк, она смотрела только что на работу артистов, она восхищена их талантами…

— А мы будем пить за Ваш талант, за Вашу искреннюю любовь к цирку! — не собирались отступать мужчины.

И Раневская подчинилась, потребовав, правда, права на другой тост. И она второй раз выпила за них, за цирковое искусство. Встреча затянулась, им, людям, истово верящим в магию сцены, было о чем поговорить. Но говорили только о смешном и добром. Конечно же, Никулин, знающий бессчетное количество анекдотов, выискал из своей памяти и «специальные», на тему театра и цирка:

«Разгневанный отец отчитывает дочку:

— Замуж за артиста?! И думать не смей! Никогда такому не бывать!

И все же уступил мольбам дочери, решил сходить с ней в театр — посмотреть, кого она выбрала.

После спектакля сказал дочери:

— За этого можешь выходить. Он вовсе не артист!»

И еще — о цирке:

«Подготовлен уникальный аттракцион — „Дрессированные черепахи“. Этих черепах купили за валюту и доставили с острова Гаити. В номере черепахи под звуки марша ползут два круга по арене, а потом все становятся на задние лапы и кивают головами в такт музыке. Но этот номер никак не могут отрепетировать до конца: не выдерживает оркестр — черепахи проползают один круг за пять часов».

Этот пазл не будет выглядеть законченным без одной небольшой ремарки. Как бы ни были дружны Раневская, Кио и Никулин, Фаина Георгиевна никогда не спрашивала о секретах фокусов. Разве не была она любопытна? Была. Разве же не рассказали бы ей, разве же стали прятать от такого друга свои хитрости Кио и Никулин? Не стали бы.

Вот поэтому и не спрашивала Раневская. Она не просто для себя хотела сохранить удивление от волшебства, она берегла чужое искусство от посторонних глаз. Пусть даже те посторонние глаза — глаза друга. В искусстве должна быть тайна. В любом и каждом.

Однажды на улице Москвы Фаину Георгиевну встретил знакомый. Они не виделись несколько лет.

— Фаина Георгиевна! — воскликнул он. — Как же вы чудесно выглядите!

— Я симулирую здоровье, — ответила она.

— Да что вы! — настаивал на своем знакомый. — У вас такой чудный цвет лица! Какой румянец на щеках!

На что Раневская ответила как настоящий заговорщик:

— Бросьте, какой же это румянец? Скажу по секрету: это чудеса науки и техники — румянец из Парижа.

Отношения Фаины Раневской с Глебом Скороходовым, журналистом, неожиданно искренние, теплые, были загадкой для окружающих. Все знали при этом, что никакой иной связи, кроме дружеской, между Раневской и Скороходовым не было. Когда ее спрашивали, что же связывает ее с Глебом, она отвечала:

— Я его усыновила, а он меня уматерил.

Вечер, у Раневской не было спектакля, она прогуливалась со своим знакомым по улицам города. Проходили мимо театра, а здесь как раз закончился спектакль, публика выходила. Одна пара впереди Раневской и ее спутника: сердитый мужчина, большой, грузный и маленькая женщина. Мужчина возбужден, рассержен. Женщина уныло опустила голову.