Опальные воеводы - Андрей Богданов

Завыли басурманы, видя на себя столь тяжёлое наступление, послали к хану гонцов.

* * *

Прискакали к Девлет-Гирею знатные мурзы, пали на землю пред ханским конем.

— Напали ли вы на урусов, храбрые мурзы? — спрашивает Девлет-Гирей.

— Уж и не знаем, — отвечают, — кто на кого напал. Крепко бьётся Большой Иван, хочет наш крымский корень совсем извести!

Разгневался люто Девлет-Гирей, стал своих мурз конем топтать и ногайкой бить.

— Идите, — закричал, — назад, окружите московский полк, со всех сторон крепко стисните и несите скорей мне голову Шереметева! А не то я вас всех собакам скормлю!

Ускакали мурзы, а через час или мало более к хану возвратилися, пали на землю перед ханским конем, запросили помощи.

— Окружили ли вы, как я сказал, московский полк? — спрашивает в гневе Девлет-Гирей.

— Окружили, великий хан!

— Стиснули урусов со всех сторон?

— Стиснули! Да только бьёт нас насмерть Иван Большой, как Азраил, ходит по нашим рядам, и знамена наши — листья на осеннем ветру! Дай нам подмогу, пресветлый хан!

— Нет у меня вам подмоги, — говорит Девлет-Гирей, — только тысяча янычар с ружьями и пушками вкруг меня стоит. Коли не одолеете Шереметева — быть нам всем поживой воронов! Стиснув, разрежьте полк урусов на пять частей, а мне несите скорей воеводскую голову!

Вновь поскакали мурзы к полкам, а через час или более вернулись и пали перед ханом:

— Стиснули мы урусов и разрезали на пять частей, но ещё лютее бьется Большой Иван, поломал палицу железную о наши головы — рубит саблею с величайшей свирепостью, а с ним воины заговоренные: их и саблей пробьёшь, и стрелой проткнёшь — а всё держат оружие, ищут в поле тебя, великий хан!

Закручинился тут Девлет-Гирей, стал обещать златые горы за голову Шереметева, послал своих мурз обратно в бой, а сам за спинами янычарскими спрятался.

Час ещё прошел или более, подходило солнце к полудню, подскакал к Девлет-Гирею раненый мурза, говорил хану, не слезая с коня:

— Радуйся, великий хан! Перебили мы урусов почти что всех, взяли их великой кровью, чуть не треть твоего войска в поле легла. Один Большой Иван остался с немногими воинами, бьёт нас и сечёт пуще прежнего!

Наклонился мурза в седле и упал мёртвым к ногам ханского коня. Поглядел Девлет-Гирей на юг — содрогнулся. Видел он — бегут крымские воины, а за ними сверкает в тучах пыли малиновое знамя, скачет на ханский стан Большой Иван и кружится в его руке сабля багровым отблеском. Прыгнул хан за спину турецкого янычарского аги и закричал истошным голосом:

— Пали!

— Куда уж палить, — говорит хану командир пушкарей — «топчу», — ведь твоих мы побьём множество!

Но Девлет-Гирей не отставал, и ага скомандовал.

Ударили тридцать пушек калеными ядрами по бегущим и преследующим, проложили кровавые дорожки вокруг Шереметева, побили многих его ратников. Припали на колено триста янычар, хладнокровно навели пищали и выпалили враз по всадникам. Скрылся весь ханский стан в пороховом дыму.

А когда дым рассеялся, увидали янычары и крымский хан поле, трупами усеянное, и поразил их ужас в самое сердце, ибо ехал по тому полю великан, кровью залитый, и кричал страшным голосом:

— Даёшь царя беззаконного!

Тяжко изранен был воевода Иван Васильевич. Не в одном месте были его латы прорублены, осколки стрел торчали из рваных железных колец, иссечён был его богатырский конь, пали в битве многие товарищи. Проломил Шереметев крымское воинство и вышел на ханский стан с несколькими сотнями. Скакали русские воины, как львы рыкая, и не могли глядеть им в лица могучие Девлет-Гиреевы полки. Как нежные лани, бежали с поля степные разбойнички, бросив своего хана с турками.

Умел смотреть в глаза смерти янычарский ага, выпалили ещё триста пищалей Шереметеву прямо в грудь. Разбили тяжёлые пулечки зерцала булатные, проломили на воеводе кованый шлем, положили вокруг на землю многих товарищей.

Но подхватил малиновое знамя молодой севрюк, увидали храбрые янычары сквозь пороховой дым, что снова скачет на них Иван Васильевич Большой впереди воинов, хлещет у него из груди кровь богатырская, шатается под ним буланый конь, но высоко поднят сильнейшей в Степи рукой меч мщения.

И еще триста пищалей выпалили в Ивана Васильевича с сорока шагов. Вошли пули в грудь воеводе, ударили в богатырского коня. Ещё несколько шагов сделал конь к твёрдостоятельным янычарам, ещё сто пищалей выпалило у турок.

Почуял конь, что не сжимает хозяин ногами его бока, повернул голову и видит, что воевода склонился в седле, саблю из руки выпустил. Покатилась из глаз буланого кровавая слеза, и пал он на землю замёртво, уснул навеки рядом с товарищами.

* * *

Загалдели янычары радостно, бросились Большому Ивану резать голову, замахали ятаганами, ибо видели, что повернул назад Георгий Победоносец на знамени. Остановил русских воинов оружничий Лев Андреевич Салтыков, испугался он крымского царя. Но не послушалась его сотня русских храбрецов, не устрашились они ни ятаганов, ни пуль, отбросили толпу янычарскую от тела Ивана Васильевича, подняли воеводу на коня и увезли с собой, не видя ещё, что Шереметев жив.

Крепко прибита была душа Ивана Васильевича к телу богатырскому, но ушла с кровью силушка и смежились его глаза. Не видел он, как повернул Салтыков остатки полка в обход ханского лагеря, не тронул хана и поскакал на Русь во всю прыть.

А татары разбежавшиеся, видя своего хана недвижимо у пушек стоящего и держащего зеленое знамя Пророка высоко и твердо, вновь стали в полки собираться, желая испуг свой перед Девлет-Гиреем кровью искупить. Вскоре пошел один татарский полк за Салтыковым вдогон, а остальных послал хан на поле боя, ибо сеча ещё не кончилась.

Разбросала русских свирепая битва малыми отрядами по великой Степи. Когда же побежали крымские воины, стали вновь собираться вместе московские полки. Не успели они в поле съехаться, но когда повалила стеной орда, бились мужественно. Ещё два часа с татарами крепко стискивались и в грудь секлись.

Воеводы были в русском войске разные. Дмитрий Плещеев и Бахтеяр Зюзин устремились свою жизнь спасать. С кучками людей прорубили себе путь и ушли на Русь. Алексей же Басманов и Степан Сидоров ходили по полю, как львы в пустыне, выручали отряды малые, вновь и вновь собирали свои полки, не уступали басурманам жизни русские.

С ними вместе бились и пятьсот человек, прискакавших из воинства, что ходило на ханский кош, а остальные из того воинства, слыша о битве, бежали с конскими стадами и Девлет-Гиреевыми пожитками на Рязань и Мценск.

Алексей Данилович Басманов много верст отступал с собранными под руку отрядами из разных полков и сотен, присоединяя разрозненные группы конников и бросаясь в сабли на особенно упорных преследователей.

Он не сходил с главной сакмы, зная, что татарский загон собьёт именно сюда тех, кто не смог проскользнуть сквозь его широко раскинутые крылья. Его люди были изранены, кони уже падали от усталости, когда сбоку показалась тропа, ведущая к Дуброве. Там оставалось имущество и запасные кони.