Праздник на выезде - Дарья Сойфер

– Алина! – крикнул Глеб, набрав Белкину по громкой связи и пытаясь параллельно влезть в штаны и почистить зубы. – Я не успею! Ты не забыла про встречу?

– Я уже на месте, – ответила она невозмутимо. – Приехала заранее.

– О господи… – Облегчение было мощным, аж от сердца отлегло. – Ты только аккуратно с ним, – Глеб выплюнул остатки зубной пасты. – Откажи ему помягче…

– Зачем?! Такой крупный заказ!

– Но он же псих! Слышишь? Ты близко к нему не подходи и следи, чтобы ничего острого, колющего, режущего…

– Что?! – в трубке зашуршало. – Глеб, плохо слышно! Все, мне некогда… Кажется, он пришел.

Рудаков обреченно уронил голову на грудь. Похоже, аврал стал его новым ритмом жизни.

В Переделкине прекрасно было все: сосны, воздух, который хочется пить большими глотками, писательские особнячки… Все, кроме пробок. Битых два часа Рудаков тыркался на светофорах, наблюдая перед собой номера чужих машин. Еще минут двадцать ушло на поиски парковочного места. И никто даже не подумал пропустить катафалк! Перед свадебными лимузинами народ, весело бибикая, разъезжался, хотя, казалось бы, у новобрачных-то вся жизнь впереди, и небольшая задержка в пробке только усилит предвкушение брачной ночи. А где уважение к почившим? Нет, ясное дело, никакого покойника у Рудакова при себе не было. Но ведь мог бы быть! И что тогда? На кладбище он бы довез уже мумию, не иначе. С завистью смотрел Глеб на курьеров-велосипедистов с разноцветными коробами за спиной. Если Алина не откажет Копполе, придется Рудакову подыскать и себе двухколесного друга.

В модный дом Глеб ворвался ближе к полудню с дурными подозрениями и полным мочевым пузырем. Перепрыгивая через ступеньки, взбежал по помпезной мраморной лестнице и едва не сбил с ног Алину, которая как раз спускалась, потягивая минералку с лимоном.

– Все плохо? – выпалил Глеб, с трудом переводя дыхание. – Он – чудовище?

– Вот как тебе не стыдно, а? – Алина сделала большой глоток. – Милейший, деликатнейший человек! Мы обо всем договорились, сейчас перерыв, а потом кастинг моделей для показа. Представляешь, он разрешил присутствовать! Водички? – и она протянула Глебу бутылку.

Если до этого Рудаков думал, что еще может потерпеть до туалета, то свистящее шипение пузырьков и манящий всплеск швейцарской минералки сделали свое дело.

– Стой здесь! – бросил Глеб и ринулся в коридор.

Не зря ему всю ночь снились лабиринты. Десятки дверей – и ни одной таблички с писающим мальчиком. Пришлось открывать все подряд, натыкаясь то на полуголую манекенщицу, то на дремлющую бухгалтершу, то на безголовых манекенов, утыканных огромными иглами. Вуду какое-то!

Когда Глебу наконец попалась святая святых мужского мира, джентльменский клуб из керамики и фаянса, ему показалось, что он слышит пение ангелов. Пристроился к белоснежному сосуду, прикрыл глаза и…

– Ты что мне устроил, паскуда?! – прогремело сзади.

От неожиданности Глеб чуть не испустил дух. Голос Копполы он узнал, – слишком уж много видео с ним пересмотрел за ночь.

– Я… Я все вытру… – пробормотал Рудаков, чувствуя, что сердце уже пропускает удары. Он что, перепутал писсуар с какой-то дизайнерской инсталляцией, как тогда, в Берлине? В современном искусстве ведь сам черт ногу сломит. На первый взгляд – вонючее мусорное ведро, а приглядишься – на нем табличка «Тленность бытия. Густав Рейнхофф».

– Зачем прислал эту дуру?! – продолжал орать Коппола, и Глеб, заставив себя обернуться, понял, что голос раздается из закрытой кабинки. Видно, Жорж беседовал с кем-то по телефону. Не мог найти подходящего места?

Но не успел Рудаков выдохнуть и вернуться к прерванному процессу, как вдруг его снова шарахнуло ужасной догадкой. Неужто Коппола говорит про Алину?

– Она же клиническая идиотка! Вообще никакого опыта в моде! – вопил Жорж.

Ну точно. Так и есть. С кем же Белкина работала раньше, если для нее этот псих-горлодер – милейший человек?

– Тебе за такое голову оторвать и запихать в задницу! Чтоб ты хоть на секунду понял, каково мне сейчас! – Тут до Глеба донесся шелест одежды и звук слива воды. – Все, Федя, некогда. Лизе привет, и детей целуй…

Дверь кабинки распахнулась, и Рудаков лишь в последнюю секунду успел отвернуться и сделать вид, что ничего не слышал и вообще все это время думал исключительно о высоком. С замиранием сердца он ждал, пока Коппола вымоет руки и выйдет. Когда же опасность в лице скандального модельера отступила, Глеб сосчитал про себя до ста и поспешил спасать Алину.

Схватить ее за шкирку, уволочь подальше отсюда и донести хоть на пальцах, хоть в картинках, что с Копполой работать нельзя. Может, она поймет, если говорить на ее языке? Как там пишут в инструкциях к лекарствам: «Жорж Коппола, психотропный препарат. Принимать строго по рецепту в микроскопических дозах. Побочное действие: головная боль, тахикардия, бессонница, диарея, острая депрессия и мысли о суициде. Противопоказан детям до восемнадцати лет, слабонервным лицам и беременным женщинам». Да, идеально. Выгравировать бы это на табличке и пришпандорить на стену у главного входа. Если уж Коппола собственному зятю готов оторвать голову, то что уж говорить про парочку незнакомцев из ивент-агентства?

На лестнице Алины уже не было. Чуя неладное, Глеб поднялся на этаж выше, чтобы вытрясти из девушки на ресепшен, где проходит кастинг для показа. Впрочем, эта информация быстро утратила актуальность: крики Копполы сработали как путеводная звезда. Собравшись с духом, Глеб пошел на звук, и картина, которая открылась его взору, оказалась хуже самых страшных фантазий.

Жорж Коппола навис над плачущей Алиной. Лица ее Глеб не видел – модельер загораживал ее квадратной спиной, обтянутой черным бархатом. Но всхлипывания Рудаков слышал вполне отчетливо, хоть бас Копполы и заглушал все в радиусе ста метров.

– Ты что, обезьяна?! – брызгал слюной Жорж. – Это, по-твоему, фиолетовый? Бандерлоги! Дальтоники! Слепые! Бездари криворукие! Кто пустил ее сюда?! Уволить охрану! Всю! Дубина стоеросовая, хватит мне тут слюни распускать! Иди улицы подметай! Хотя я бы и швабру тебе не доверил! А ну… – Он замахнулся, и у Глеба сорвало крышу.

Он сам не понимал, как это произошло. Мгновение – и вот Рудаков уже со всей силы отталкивает Копполу прочь от Алины, а кулак сам собой сжимается для апперкота.

– Не трогай ее! Она – лучшая, кто вообще работал на тебя, старый ты…

– Глеб?! – Голос Алины прорезал воздух в последний момент. Еще немного, сантиметров десять, и рука Глеба оставила бы на челюсти Копполы отпечаток густого фиолетового цвета.

Спасло Рудакова только чудо – и тот факт, что Белкина, как выяснилось, все это время преспокойно попивала минералку в углу кабинета. И орал Жорж вовсе не на нее, а на какую-то другую зареванную девицу.

– Простите его. – Алина встала между Глебом и Копполой. – У него проблемы с самоконтролем.